Юлия Зонис - Инквизитор и нимфа

Впрочем, он догадывался, что Лаури испугало не это.

— Все еще подозреваешь, что я восставший мертвец?

— Нет. Будь ты мертвецом, не смог бы держать в руках серебро.

Улыбка у Лауры вышла довольно натянутой. Марк покосился на подстаканник и хмыкнул. Он мог бы сказать, что посеребрен лишь верхний слой, а под ним обычная сталь. И что теперь ему даже не обязательно прикасаться к стакану рукой — магнитное поле удержит вещицу в воздухе гораздо надежнее. Вместо всего этого он проговорил:

— Ты знаешь, что у тебя в башке стоит здоровенный ментальный блок?

Девушка положила локти на стол и уперлась подбородком в ладони. Свитер, измазанный в болотной грязи, она скинула на пол и сейчас сидела в тонкой, почти прозрачной маечке. Сквозь майку просвечивал лифчик. Марк понял, что не только голоден.

— Знаю. Ты, кстати, обещал меня не читать.

— Не хочешь узнать, что под блоком?

— Не хочу.

— А чего хочешь?

Лаури оторвала взгляд от взбаламученного чая и сказала: — Тебя.

Чай так и остался недопитым.

В окна спальни сочилась рассветная хмарь. Лаури задремала, запутавшись в сбившихся, серых, как утренний свет, простынях. Марк приподнялся на локте и всмотрелся в лицо девушки. Даже во сне оно было беспокойным. Между бровями залегла тонкая вертикальная складка. Марк этой морщинки не помнил — или не приглядывался? Ему захотелось разгладить морщинку пальцем. Вместо этого он поцеловал сбившиеся, влажные от пота волосы на виске Лаури, прижался к ним щекой и закрыл глаза. Сон уносил викторианца прочь, чужой сон.

…Лаури завидовала Фреде. Сама она ни за что не смогла бы вот так вольно раскинуться на сиденье. Геодка вытянула длинные и совершенно обнаженные — потому что кожаная мини-юбка, честное слово, ничего не скрывала — ноги поперек колен Шеймаса и скинула туфли. Одну руку она запустила в рыжую шевелюру ирландца, в другой держала кружку с пивом. Шеймас по-хозяйски поглаживал круглые белые коленки геодки, а иногда его широкая лапища залезала и выше. Тогда Фреда хмыкала и, перестав трепать кудри любовника, шлепала его по руке.

Лаура и Вигн сидели напротив. Вигн прихлебывал «Стеллу» прямо из бутылки. Лаури задумчиво смотрела на свою «Блади Мэри». В последнее время без крепкой выпивки эти сборища стали ей невыносимы.

Девушке нравились подпольщики, хотя все их потуги и казались немного жалкими. И ей очень, очень нравился Вигн. В постели он был гением. Если вспомнить Фархада… нет, какой, к черту, Фархад, о Фархаде и речи нет. Если вспомнить Марка… Поначалу неловкий, потом — почти до боли нежный, в последние годы их так и не состоявшейся совместной жизни он слишком часто оказывался раздраженным, усталым и попросту равнодушным. А Вигн, как и в тот проклятый вечер в клубе, заставлял ее летать. С ним она чувствовала себя женщиной, то покорной, то игривой, то властной — и всегда желанной, всегда. Только все это не стоило и пустой бутылки из-под «Стеллы». А Лукас умел читать мысли. Ч-черт.

Лаури подхватила стопку и опрокинула в себя одним глотком. Томатный сок кислил, а водка обожгла нёбо.

Фреда зааплодировала, затем, не ограничившись аплодисментами, заорала:

— Браво!

В этом была вся Фреда.

Моносумато никогда не присоединялся к их рассветным сборищам. Бои в клубе длились часов до пяти утра, а затем все рассасывались. Моносумато, например, отправлялся пить жиденький зеленый чай в компании верной супруги, а затем баиньки. Лукас, а с ним часто и Лаури, шел к Шеймасу. Ирландец держал легальный бизнес, вот этот самый паб на перекрестке Расёмон и улицы Трех Молебствий. В своей непревзойденной наглости он так и обозвал заведение: «У Шеймаса, где мох и клевер». Самый дешевый домишко в этом районе, дом, который никто не решался перекупить у прошлых хозяев. Никто, кроме ирландца, упрямо верившего в свою звезду. Дом под проклятым номером 42. «Си-ни». По-японски «смерть»… Так, что это за мысли о смерти?

— Еще одну!

Шеймас жил в квартирке над пабом, а Фреда, покинув заведение госпожи Белой Ласки, часто его там навещала. В такие дни Шеймас бывал в ударе и даже один раз порывался сыграть на волынке, но его, к счастью, отговорили.

Окошко в столешнице открылось, и оттуда выплыл заказанный коктейль. Вечером здесь работали настоящие официанты, кажется, через одного соратники Шеймаса и его земляки. К утру переходили на самообслуживание, но сегодня Шеймасу так не хотелось вылезать из-под сладкого бремени, что он включил автомат.

— За что пьем? — осведомился педантичный Вигн.

— За прекрасных дам, — предложил Роб Стентон, человек с техасским акцентом и напоминавшими медуз глазами.

Эти холодные и липкие глаза на загорелом лице уже давно обшаривали взглядом Лаури. Кажется, еще с того первого дня, когда она так неудачно навестила притон икэсугиру. Роб вызывал у Лаури омерзение, и все же — вот глупость — его навязчивое внимание льстило.

— За то, чтобы они сдохли, — подал мысль Шеймас. Но Фреда тряхнула серебряной головой и хрипловатым голосом воскликнула:

— За Геод!

И все выпили за Геод, причем Лукас поморщился: «заглушка» вызывала у него колотье в виске. Лаури отставила стопку и потребовала:

— Если уж мы пьем за Геод, пускай Фреда расскажет о Геоде.

Роб и Шеймас при этих словах почему-то захихикали и выжидающе уставились на Фреду, как будто в предвкушении интересного. Та выгнулась по-кошачьи — отчего даже под кожаным лифчиком отчетливо проступили соски, — запустила пальцы в серебряную гриву и выдала:

— На Геоде лошади летают.

— Что? — удивилась Лаура.

Шеймас расхохотался и хлопнул подружку по колену так, что на светлой коже отпечаталась красная пятерня. Фреда зашипела.

— Это у них такая проверка на вшивость. Фредди, растолкуй.

Поморщившись, среброволосая пояснила:

— Есть такая геодская поговорка. Скажи глупцу, что в твоем поместье лошади летают, — и он прекратит расспросы, решив, что его обманывают. Скажи обидчивому человеку, что он глупец, — обидится и уйдет. Скажи равнодушному, что он обидчив, — пожмет плечами и двинется дальше. Если же человек не глуп, не обидчив и не равнодушен, можешь рассказать ему о своем доме.

— Поня-атно. За это следует выпить.

Что и сделали.

Лаури стремительно пьянела, а пьяной ей все было трын-трава.

— Фреда, а вы правда там все поклоняетесь Разрушителю?

Девица сощурилась:

— А то как же. Все как один поклоняемся. Земные поклоны бьем.

— Он же плохой!

— В этом весь, как говорит наш друг Либович, цимес.

Лаури не помнила, кто такой Либович и почему он был «нашим другом», но идея ее взволновала.