Юрий Нестеренко - Отчаяние

– Ну, предположим, кто-то допустил ошибку, не закрыл вовремя дверь, не прошел дезинфекцию… но это ж не значит, что эта дрянь способна проникать сквозь стены корабля и космический вакуум!

– Не знаю. Может быть, тут дело вовсе не в химии, не в физическом прохождении сквозь стены…

– А в чем?

– Какое-то дистанционное воздействие, от которого не спасает никакая защита.

– Черви-телепаты? – скептически хмыкнул он, но тут же всерьез задумался над этой идеей. – Некрофаги, вызывающие у куда более крупных живых существ неконтролируемую тягу к насилию и таким образом обеспечивающие себя запасами падали… и квартирами. – Он вспомнил распятый труп женщины, превращенный в огромный… муравейник, улей? – и его передернуло. – Вообще-то такая гипотеза многое объясняет. Например, почему здесь не гниют трупы. Если эта фауна обрабатывает их каким-то консервантом… Но все равно, с какой стати крушить все приборы корабля, лишая последних выживших шанса?! Ведь если мы уцелели и остались нормальными, защитный механизм существует!

– Может, они не были уверены, что мы остались нормальными. Мы были без сознания, а у них не было времени ждать, чем все кончится. Но есть и худший вариант.

– Хуже, чем лететь куда-то в межгалактическое пространство на преднамеренно лишенном шансов на возвращение корабле?

– Да. Если мы на самом деле не остались нормальными. Если эти твари уже внутри нас.

Адам замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Он и впрямь готов был почувствовать, как паразиты прогрызают себе дорогу в его внутренностях, – но чувствовал лишь липкий холод страха, разливающийся по животу. И этот страх не желал уходить, независимо от наличия материальных подкреплений.

– Ты не видела червя, что выполз из кишок того парня, – сказал он хриплым голосом, пытаясь убедить не столько ее, сколько себя. – Да и те, что с ногами… они достаточно крупные, чтобы мы их почувствовали, если бы…

– А если они просто ждут своего часа? – возразила Ева. – Личинки могут быть и мелкими. И они могут быть вовсе не такими тупыми, как может показаться. Они знают, что мы – последние на борту. И нас оставят жить до тех пор, пока мы не встретимся с новыми потенциальными носителями и не передадим заразу дальше…

– Все равно, – упрямо скривил губы он, – не может быть, чтобы люди, уже научившиеся строить межзвездные корабли, не умели бороться с какими-то паразитами! Да и нет в этих паразитах никакого особого ума… вон, видишь, из-под ноги убегать и то не торопятся, приходится смотреть, как бы не раздавить эту гадость! Да и сколько их уже передохло…

– Наверное, им тяжело адаптироваться в непривычной среде. Но у некоторых это все же получается, и даже слишком хорошо. – Ева вдруг присела на корточки, подобрала обломок какой-то платы и пошевелила им пару дохлых «тараканов», а потом опрокинула на спину их живого собрата. Тот вяло корячился, не имея ровно никаких шансов вернуть себе нормальное положение. Ева с хрустом размазала его по полу. – Не пойму, откуда могли взяться такие твари, – сказала она. – Ты заметил, что у них разное число ног?

– Я же сразу тебе об этом сказал!

– Нет, я имею в виду – даже у тех, которые вроде бы принадлежат к одному виду. Вот у этого число ног все-таки четное… но они разной длины. Какая эволюция могла породить такое? И парность конечностей – это ведь не случайный каприз земной природы. Это действительно удобно, это целесообразность, закрепленная поколениями отбора для совершенно не похожих друг на друга видов… Как же должен выглядеть мир, в котором вот такое неуклюжее существо с непарными ногами разной длины получит эволюционное преимущество?

– Как мир ночных кошмаров, – пробормотал Адам и, чуть подумав, добавил: – Шизофреника. Слушай, а может, мы с тобой вовсе и не пришли в себя? Может, это все галлюцинации, а? Все бы отдал, чтобы проснуться сейчас в уютной психушке…

– Тогда и ты – галлюцинация, – заметила Ева. – С моей точки зрения, конечно. А с твоей – я…

– Лучше уж быть галлюцинацией, чем червивым изнутри. Я… я боюсь тараканов, – произнес он почти жалобно. – И пауков. И червей тоже не жалую… – Он беспомощно оглядывал свое облепленное намертво присохшими повязками тело, словно ожидая увидеть, как нечто шевелится и ползает под кожей. А может, под повязками как раз оно самое и есть – ходы, проделанные личинками… – Охота же тебе было высказывать гипотезу, которую мы не можем проверить! И без того тошно…

– Ага, а сам говорил – предупрежден, значит, вооружен, – припомнила ему Ева, но без всякого язвительного торжества в голосе. Тоска и страх грызли ее изнутри похуже любых червей. – Ладно, давай уже пойдем дальше и будем делать хоть что-нибудь, а то я и впрямь с ума сойду…

Они вышли в коридор, огибавший шахту лифта, и двинулись к следующей двери.

– Между прочим, ты заметила еще одну странность? – спросил Адам. – На таком большом корабле на дверях нигде нет табличек. Конечно, экипаж должен был и так знать, где что, – и все-таки здесь немудрено ошибиться дверью, особенно в кольцевых коридорах.

– Да, – согласилась она, – вряд ли так и было задумано.

Он приблизил лицо к двери, тщательно осмотрел ее с фонариком.

– Как я и думал, табличка была, – констатировал он, – ее следы еще можно различить. Кто-то поотдирал их со всех дверей. Зачем?

– А зачем крушили оборудование?

– Думаешь, чтобы мы не могли вернуться? Ну, уж отсутствие табличек тут мало что дает по сравнению с раскуроченными пультами. Все равно рано или поздно мы обследуем все помещения. Скорее верна моя версия насчет безумной ярости. Или…

– Что – или?

– Или кто-то хотел, чтобы мы разобрались в происходящем как можно позже. Не то чтобы не разобрались вообще – он должен был понимать, что отсутствие надписей на дверях нас не остановит, – но чтобы это произошло как можно позже… Не знаю. Бред. Бессмыслица.

– Может, и не бессмыслица, – возразила Ева. – Чем дольше мы будем разбираться, тем дальше улетим за это время и тем меньше у нас шансов вернуться. А значит, такие шансы все-таки есть!

– Ты сама-то в это веришь? – тяжело вздохнул Адам и взялся за ручку двери. – Ладно, посмотрим, что там.

Ничего хорошего там не оказалось.

Адам услышал за спиной мучительно-сдавленный горловой звук и понял, что это. Он уже сам оказывался в этом положении: желудок Евы скрутило рвотным спазмом, но изо рта у нее не вышло ничего, кроме этого звука.

В этой комнате горел свет, и даже достаточно ярко. Здесь не было ни приборов, ни мебели, если не считать останков растерзанного в клочья стула на полу. Помещение было полукруглым в плане. Его вогнутая стена, противоположная входу, как догадался Адам, представляла собой панорамный экран, сделанный по той же технологии, что и карта в рубке. Вероятно, это помещение было гибридом библиотеки и кинозала; наверняка в то время, когда все здесь работало, доступ к информационным ресурсам корабля можно было получить и из других мест, но именно здесь условия для просмотра были наиболее комфортными. Щель в стене слева, из которой торчали мятые белые лохмотья, сейчас ассоциировалась скорее с отверстием для туалетной бумаги, но на самом деле здесь, очевидно, можно было получить распечатку необходимых данных. Никаких панелей управления нигде видно не было – видимо, здесь использовался голосовой или еще какой-то бесконтактный интерфейс.