Замуж с осложнениями

— Госпожа мешать? — тоже шёпотом спрашивает Динбай у меня.

— Да нет... вот только эти её духи... — я машу рукой перед носом и морщусь. Дамы опять переглядываются.

— Дорогие, — авторитетно заявляет Эсарнай.

Я выражаю на лице оскорблённое достоинство.

— Да хоть какие дорогие... запах такой сильный, что я еле могу дышать. Дорогой вещью ещё надо уметь пользоваться.

Кажется, мой высокомерный тон производит эффект: обе дамы внезапно одаривают нашу старушенцию взглядами, полными собственного достоинства. Видимо, до сих пор они комплексовали, что не могут себе позволить употребить два флакона духов за один вечер. Мне вообще не очень нравится, что они так прислушиваются ко мне, получается, я прямо-таки законодатель мод какой-то. С другой стороны, если уж они меня богиней считают, то неудивительно... Но вообще надо быть осторожнее с высказыванием своего мнения по пустякам.

Через какое-то время снизу начинают доноситься звуки, похожие на музыкальные, и мои сотрапезницы будят Эрдеген. Мы все вместе спускаемся вниз. Я довольно быстро нахожу Азамата, он в приподнятом духе.

— Ну как успехи? — спрашиваю.

— Замечательно, — улыбается он. — Куча выгодных сделок. Ты как там, не умерла от скуки с драгоценной госпожой?

— Драгоценной?

— Ну, Эрдеген. Это значит вроде как "моя дорогая".

— Так это не её имя?

— Нет, конечно. Она в юности была такая красивая, что, говорят, сама своего имени не знала.

Мы прогуливаемся по залу, рассматривая невероятный интерьер. В дальнем углу накрывают на стол, с другой стороны между колоннами я вижу стол для игры в бараньи. Условно-музыкальные звуки доносятся от входа, где на ступенях несколько мужчин настраивают причудливые расписные инструменты.

— А почему имена скрывают? — задаю я давно мучащий меня вопрос.

— Ну, — Азамат прищуривается. — Считается, что если знаешь имя человека, то можешь им повелевать. Или отобрать у него что-нибудь, например, удачу или красоту. Конечно, на самом деле это могут только лесные знающие, но люди боятся...

— Знающие что?

— Знающие. Просто знающие. Они тоже могут общаться с богами, как и духовники, но по-своему, нехорошими способами.

— А духовники за ними охотятся? — хмыкаю я.

— Нет, что ты. Не любят их, конечно, их никто особенно не любит. Но они ведь за бесплатно не вредят, только по заказу. Так что с ними воевать бесполезно.

Мы приближаемся к столу с едой, как раз когда всех приглашают садиться. Я замечаю, что мои дамы умащиваются поближе к своим мужьям, и делаю то же самое. Мужики за столом беззастенчиво на меня пялятся, некоторые даже тычут пальцами, обсуждают вслух.

— Смотри-ка, настоящая тощая землянка...

— И как они детей рожают, не пойму.

— Зато лёгонькая, наверное...

— Ну, изящная, ничего не скажешь. А что хилая — так кто ж такую работать заставит.

— Как, она работает?! Целитель?!!

— А ты не слышал, что ли?

— Вон Эцаган...

— И не скажешь, что что-то было!

— Нормально Азамат прибарахлился, и красиво, и в хозяйстве полезно!

Какой-то пожилой мужик начинает хохотать так, что давится и чуть не падает под стол. Я сижу, изо всех сил стараясь не обращать внимания, твержу, как мантру: только-бы-не-покраснеть, только-бы-не-покраснеть...

— Они ведь меня обсуждают? — тихо спрашиваю у Азамата.

— Да, ты сегодня просто тема вечера, — усмехается он. — Все в восторге.

— И тебе приятно, что они так вот вслух меня обсуждают? — спрашиваю с плохо скрываемым гневом. Азамат замечает и склоняется ко мне:

— Потерпи, солнце. Я знаю, что у вас так не принято, но тут никак по-другому быть не может. А уж если на Муданг прилетишь, там просто каждая собака будет на тебя таращиться, тут уж ничего не поделаешь. Но ты им всем нравишься, хоть этому порадуйся.

Я хочу что-то ответить, но тут на стол водружают жаркое. Я понимаю только, что это кто-то на вертеле, без головы и очень большой.

— Что это? — спрашиваю.

— Баран, — отвечает Азамат.

— Такой огромный?! — Может, он слово перепутал?..

— Да, это муданжский баран. Они у нас крупные.

М-да, на Муданге всё крупное, это точно. И обильное.

Алтонгирел и два других духовника режут тушу и раздают гостям, сопровождая свою деятельность заковыристыми причитаниями. Куски мяса все берут в руки и не кладут на тарелку, и я стараюсь следовать этому правилу, хотя оно всё ещё горячее. Азамат предупредительно подсовывает мне салфетку, не иначе, с собой взял.

— Спасибо, солнце, — говорю. — Я бы без тебя тут уже совсем рехнулась.

Баран пахнет бараном, но не до отвращения. Есть его можно. Азамат тихо комментирует:

— А голову сожгли в качестве угощения богам, хотя здесь, на Гарнете — это бред, какие тут боги. А ведь там такие вкусные...

— А ты тоже веришь в этого, который солнце проглотил? — перебиваю. Я, конечно, аппетит редко утрачиваю в силу профессии, но предпочитаю не смотреть в глаза тому, что ем.

Азамат ухмыляется:

— Я смотрю, тебя просветили, и ты думаешь, что это чушь.

— Ну... — не хочется ссориться из-за религиозных убеждений, но не врать же...

— Не волнуйся, это всё... женская правда. Уж извини, так говорят. Женщины много чего боятся и придумывают себе сказки, чтобы не так страшно было. А уж какая там реальная основа — это только Старейшины знают.

Когда от барана остаётся один скелет, начинает звучать музыка, которая так распространяется в нашем необычном помещении, что как будто льётся вниз по колоннам. Сперва просто какие-то мелодийки, потом подключается вокал. У меня от этого вокала волоски по всему хребту не просто дыбом становятся, а прямо вибрируют, как струны: более неприятного тембра голоса поискать. Вот уж действительно: голос громкий, зато противный.

— Эх, как заливается, — говорит сидящий слева от меня мужик. На всеобщем говорит, то есть мне.

— Ты погоди, — гудит Азамат в ответ. — Сегодня Ахамба спеть обещался.

— Да ну! Вот это будут трели! Но и Охтаг не плох, что скажете, Элизабет?

— Уж очень высокий голос, — говорю. Про прищемленную кошку опустим.

— Ну, вот и я говорю, здорово поёт! — радуется мой сосед и вылезает из-за стола, чтобы пойти послушать поближе. Певец затягивает что-то более протяжное. Кое-кто вокруг начинает подпевать такими же противными тенорочками. Азамат, откинувшись на спинку стула, шевелит губами.

— А ты чего не поёшь? — спрашиваю.

— Да что ты, какой из меня певец. У меня же голос, как у быка, — смеётся он.

— Хороший у тебя голос, — говорю. — Гораздо приятнее, чем эта дверь скрипучая.

Азамат хохочет.

Наконец акустическая пытка заканчивается, и снова звучит одна только музыка. Тут уже и мы подходим поближе, послушать. Инструменты у них симпатичные: пёстрые, раскрашенные, с нарисованными солнцами и людьми. Есть похожие на небольшие квадратные контрабасы, их несколько штук разной высоты, и играют на них смычком, сидя. Есть что-то вроде шепелявой свирели, которая издаёт столько же шума, сколько и звука, но приятно напоминает ветер. Есть барабаны и ещё что-то щипковое, за чужими спинами не разберу.