Айзек Азимов - Лаки Старр и большое солнце Меркурия

Но Лаки двигался быстрее. Он схватил Бигмэна за плечи:

— Потише, Бигмэн.

Маленький марсианин отчаянно сопротивлялся.

— Ты же слышал его, Лаки. Ты слышал.

— Не сейчас, Бигмэн.

Уртейл рассмеялся резким лающим смехом.

— Отпусти его, дружище. Я размажу малютку по полу одним пальцем.

Бигмэн выл и извивался в руках Лаки.

— Я больше ничего не буду говорить, Уртейл, иначе вы можете попасть в такую переделку, из которой вас не вызволит даже ваш друг сенатор, — заметил Лаки.

Когда он это говорил, его карие глаза стали ледяными, и в голосе зазвучала сталь.

На мгновенье Уртейл встретился взглядом с Лаки, затем отвел глаза. Он что-то пробурчал насчет шуток; хриплое дыхание Бигмэна несколько успокоилось, и, когда Лаки медленно разжал руки, марсианин сел на место, все еще дрожа от едва выносимой ярости.

Доктор Гардома, напряженно следивший за этой сценой, спросил:

— Вы знаете Уртейла, мистер Старр?

— Слыхал о нем. Это Джонатан Уртейл, разъездной следователь сенатора Свенсона.

— Что ж, можно его и так назвать, — пробормотал врач.

— Я о вас тоже знаю, Дэвид Старр, или Лаки Старр, или как там вы себя называете, — сказал Уртейл. — Вы разъездной чудо-ребенок Совета Науки. Отравление на Марсе. Астероидные пираты. Венерианская телепатия. Я все назвал?

— Да, — беззвучно ответил Лаки.

— Не много найдется такого, чего сотрудники сенатора не знают о Совете Науки, — Уртейл торжествующе усмехнулся. — И немного такого, чего я не знаю о том, что происходит здесь. Например, я знаю о покушении на вас, и я пришел сюда, чтобы поговорить об этом.

— Зачем?

— Чтобы предупредить вас. Просто по-дружески предупредить. Я полагаю, здешний медик рассказывал вам, какой чудесный парень этот Майндс. И то, что было — всего лишь моментальная разрядка невыносимого напряжения — ведь так он говорил? Они с Майндсом большие друзья.

— Я всего лишь… — начал доктор Гардома.

— Нет уж, дайте мне сказать, — обрубил его Уртейл. — Дайте мне сказать следующее. Майндс так же безвреден, как двухтонный астероид, летящий в направлении космического корабля. Когда он нацелил на вас бластер, это не было временным помешательством. Он знал, что делал. Он хладнокровно хотел убить вас, Старр, и если вы не будете внимательны, в следующий раз ему это удастся. Держу пари на сапоги вашего маленького дружка марсианина, он предпримет еще одну попытку.

Пауза, которая последовала за этим, была приятна, пожалуй, только Уртейлу.

Затем Лаки спросил:

— Зачем? Какие у него для этого основания?

— Потому что он боится, — тихо заговорил Уртейл. — Потому что он здесь, и сюда вложены миллионы. Миллионы, которые дал ему щедрый Совет Науки. А его эксперименты не получаются. Собственную некомпетентность он объясняет неполадками. В конце концов он вернется на Землю и будет там кричать, что все на Меркурии приносит несчастье. Затем он опять потребует у Совета, или, точнее, у налогоплательщиков, денег, чтобы осуществить какую-нибудь очередную глупую программу. Теперь вот вы прилетели на Меркурий, чтобы во всем разобраться, и он испугался, а что, если Совет вдруг узнает хоть часть правды. Вот в чем дело.

— Если это правда, то вам она уже известна, — заметил Лаки.

— Да, и я надеюсь доказать это.

— В таком случае, вы представляете опасность для Майндса. И если верить вам, он должен убить вас.

Уртейл ухмыльнулся, и его пухлые щеки расплылись, отчего его тяжелое лицо стало еще шире:

— Он действительно пытался убить меня. Было такое. Но, работая на сенатора, я попадал во всякие переделки. Я стреляный воробей.

— Скотт Майндс не пытался убить ни вас, ни кого-либо, — твердо сказал доктор Гардома, и его худое лицо совсем побелело. — Вы это тоже знаете.

Уртейл не стал отвечать. Вместо этого он обратился к Лаки:

— За нашим добрым доктором тоже нужен глаз да глаз. Как я уже говорил, они с Майндсом большие друзья. На вашем месте, я не стал бы лечиться у него даже от головной боли. Таблетками и уколами можно… — он прищелкнул пальцами.

Доктор Гардома быстро заговорил:

— В один прекрасный день кто-нибудь убьет вас за…

Уртейл небрежно ответил:

— Да? И вы хотите быть этим человеком? — он повернулся, собираясь выйти, затем бросил через плечо: — Ах, да, забыл. Я слышал, к вам хотел зайти старина Певераль. Он очень расстроен тем, что не смог вас встретить, как положено. Он огорчен. Так что зайдите к нему и погладьте по бедной старой голове. Да, Старр, еще один намек. После всего этого не надевайте никакие защитные костюмы, какой бы конструкции они ни были, не проверив их на протечки. Вы понимаете, о чем я говорю? — сказав это, он наконец ушел.

Гардома не сразу пришел в себя. Когда он смог говорить, он произнес:

— С каждым разом он раздражает меня все сильнее. Он низкий и лживый…

— Сильный и хитрый парень, — сухо сказал Лаки. — Очевидно, один из его приемов — намеренно говорить вещи, которые почти наверняка разозлят противника. А рассерженный противник уже почти беспомощен… Бигмэн, это для тебя. Нельзя кидаться на каждого, кто намекает, что росту у тебя неполных шесть футов.

— Но, Лаки, — вскричал крошечный марсианин, — он сказал, что у меня гормональная недостаточность!

— Тогда дождись подходящего момента и убеди его в обратном.

Бигмэн недовольно ворчал и стучал кулаком по твердому пластику своих серебряно-красных, высоких, до бедра, сапог (тех красивых высоких сапог, какие носят только деревенские мальчишки на Марсе, и без которых не может обойтись ни один из них. У Бигмэна была дюжина таких сапог, одни ярче других).

— Что ж, заглянем к доктору Певералю, — предложил Лаки. — Он возглавляет обсерваторию, не так ли?

— Весь наш Дом под Куполом, — ответил доктор. — Вообще-то Певераль стареет и мало с нами общается. Я рад сообщить вам, что он ненавидит Уртейла так же, как и все остальные. Но сделать ничего не может. Он не может бороться с сенатором. Хотел бы я знать, может ли с ним бороться Совет Науки? — мрачно закончил он.

— Думаю, да. Итак, не забудьте, я хочу повидать Майндса, когда он проснется.

— Хорошо. Будьте осторожны.

Лаки с любопытством уставился на него.

— Осторожен? Что вы имеете в виду?

Доктор Гардома вспыхнул.

— Просто так. Я всегда так говорю. Я ничего не имею в виду.

— Ясно. Что ж, мы еще увидимся. Пошли, Бигмэн, и хватит хмуриться.

Доктор Ланс Певераль пожал им обоим руки с энтузиазмом, который трудно было ожидать от столь пожилого человека. Его темные глаза горели интересом и казались еще темнее из-за белых бровей. Еще пышные волосы сохранили свой естественный цвет и не приобрели серого металлического оттенка. Морщинистые щеки, над которыми выделялись острые скулы, выдавали его возраст.