Алексей Бессонов - Змеи Эскулапа

– Ты знаешь, что это? – кольнула его острым взглядом девушка.

Он не успел ответить – за его спиной с шумом рухнуло на пол тело Халефа. Андрей стремительно обернулся, присел на корточки и приложил пальцы к шее юноши, щупая пульс.

– Не пойму, что с ним, – сказал он. – Сейчас…

В аптечке имелся универсальный кибердок, способный поднять почти стопроцентного покойника. Огоновский перевернул парня на живот, задрал на его спине одежду и приложил к позвоночнику гибкую черную коробочку прибора. Мгновенно внедрившись в спинной мозг, кибердоктор возмущенно запищал, в воздухе над ним повисла небольшая голубоватая голограмма.

– Ого… – удивился Андрей. – Да у него что-то вроде стресс-шока! Но почему? Впрочем, сейчас он встанет.

Не обращая внимания на происходящее с Халефом, Касси быстро раскрыла чехол, который она несла с собой, и достала матово-серый предмет с черным раструбом, в глубине которого виднелась линза. Огоновский все еще сидел возле вырубившегося юноши – изумленный возглас Ингра заставил его поднять голову.

Полупрозрачная колонна с надписями засветилась нежно-голубым светом, и через несколько мгновений перед ними появилась голографическая «картинка»…

По всей видимости, съемка велась с большой высоты через мощную оптику. Сперва в кадре появилась далекая изрезанная линия какого-то побережья, потом быстро пронеслись темные массивы диких лесов, и перед удивленным Андреем возник огромный город, снимаемый все так же сверху. Изображение приблизилось: теперь были хорошо различимы широкие площади, украшенные высокими, чаще всего резными колоннами, рваный лабиринт улиц, зеленая лента широкой реки, разрезающая город на две неравные части. Оператор сосредоточился на одной из площадей города: тысячи и тысячи людей, горящие, воздетые к небу глаза, молитвенно поднятые руки… и несколько фигур в белом, недвижно замершие на каменном возвышении под какими-то темными флагами.

– Пять фурканов! – ошарашенно произнес Ингр. – Да это ж Саммерали с их Сыночками ненормальными! Это что, вчера, что ли, снималось?

Кадр резко сменился. Теперь красноватый полумрак резали волны океана. Пенные валы накатывались на него с такой реалистичностью, что Ингр машинально отстранился, словно иллюзорные волны могли вымочить его до нитки. И вот в кадре появилась темная точка – далекая, она стремительно приближалась, чтобы превратиться в серое приземистое судно с острым, как кинжал носом и невысокими цилиндрическими надстройками.

– Так это же наш славный «Таркан», – сказал Ингр, недоуменно потирая нос. – Его ж только год как на воду спустили.

С борта корабля вдруг пулей сорвался небольшой короткокрылый самолет, исчез в низких тучах – и тут появилась совершенно новая картинка. Теперь неведомый оператор снимал бесконечную снежную пустыню. На зрителей летели десятки километров сверкающего на солнце снега, и вот вдруг это режущее глаз великолепие сменилось громадных размеров котлованом, на дне которого возвышалось серебристо-белое треугольное тело…

– Да! – вдруг выкрикнул Халеф. – Да-а!!!

– Что?! – повернулся к нему Андрей. – Что с тобой?

– Я знаю… – застонал Халеф. – Я все вспомнил, я все-все вспомнил… я знаю, что это такое.

Огоновский не слушал его. Прикусив губу, он смотрел, как по огромному белому треугольнику ползают какие-то, крохотные на его фоне, машины, как раскрываются в его блестящем теле едва заметные люки, и из них выбираются черные фигурки людей.

И – фонтан огня.

Феерия, смерч, черно-алый танец смерти, пожирающий сверкающие снега, стремительно уходящий в небо и растекающийся во все стороны. Пыль, черные облака пыли, в которую превратился грунт на много километров вокруг. Тьма.

Снова смена кадра – горящие леса. Еще – и черные облака до самого горизонта, мрачные темные тучи, из которых косо сыплет таким же черным дождем. Снова огонь – снятые с огромной высоты, меняющие один другого города – почти одинаковые в огне сплошных пожаров, пожирающих все на своем пути.

Изображение исчезло так же неожиданно, как и появилось.

– Я знаю, – всхлипывая, простонал Халеф. – Я видел это…

– Что ты видел? – хладнокровно поинтересовался Андрей, наблюдая, как Касси, закончившая видеосъемку, заботливо прячет в чехол свою камеру.

– Я видел это. Я был там.

– Где – там? Что? Ты видел этот корабль? Ты знаешь, что это такое?

– Нет… это – Пророчество. О нем говорят уже давно, и никто не знает точно, когда оно пришло в наш мир.

У Андрея вдруг зашумело в голове. Достав сигарету – в пачке оставалось всего пять штук, – он прислонился к стене и закурил. Колонна-проектор продолжала источать голубое свечение.

– Я знаю, что все это значит.

– Эксперименты со временем, по слухам, часто приводят к очень странным вещам. Мы совсем мало знаем о связи времени и пространства, у нас, насколько мне не изменяет память, подобными вещами пытались заниматься перед Большой войной, еще в имперские времена – было там что-то такое. Потом эта тема закрылась сама собой, и о ней мало кто вспоминал. Но ведь мы, люди, далеко не самая старая раса во Вселенной… На этой колонне, которая работает как автоматический проектор – надписи на языке глокхов, очень древней и не слишком общительнойрасы, которая редко вступает в контакт с более молодыми. Глокхи шляются по космосу, преодолевая порой огромные расстояния, и никто не знает, в чем заключается смысл тех или иных путешествий. Но здесь, кажется, все понятно…

– Что – понятно? – спросил Ингр.

На его лице – особенно сейчас, в мрачноватом красном свете – проступала маска такой отчаянной усталости, что Андрею стало жаль парня, получившего за один день годовую порцию потрясений. Но он знал, что главное потрясение еще впереди.

– Ну, я не физик, – сигарета в пальцах Огоновского чуть качнулась, на гладкий каменный пол упала горстка пепла, – я в этом вообще не разбираюсь, но я знаю, что перемещение в прошлое, теоретически, возможно. Но чтобы кому-то удавалось переместиться в будущее – о таком я не слышал. Насколько я помню, это выглядит полным бредом и отрицается, так сказать, в зародыше. Но, как видите, глокхам это удалось… Я уж не знаю, что они тут понастроили, и где брали такое количество энергии, тем более что город этот действительно человеческий… у меня есть кое-какие догадки, но они настолько кошмарны, что я даже не хочу о них говорить. Это очень дурное место: нам нужно выбираться отсюда как можно скорее… и еще: тот корабль, белый треугольник, он не дает мне покоя. Будь я проклят, у меня разваливается башка. Просто не знаю, что делать… если бы я знал, сколько у нас времени…

– Время у нас есть, – тихо произнес Ингр.