Фрэнк Херберт - Жертвенная звезда [litres]

Скоро все это будет только нашим, подумал он.

Он взглянул на древний хронометр, подаренный ему Млисс. Грубая вещь, но верно показывала время приближавшегося захода солнца. Им придется отключиться от системы вживленных в мозг часов, контролируемых тапризиотами, так как того требовала ситуация. Этот грубый прибор показывал, что до следующего контакта осталось два часа. Управление с помощью S-глаза точнее, но Чео не хотелось двигаться.

Они не смогут остановить нас.

Но кто знает наверняка…

Он подумал о Макки. Как агент Бюро обнаружил эту планету? И как, обнаружив, сумел сюда попасть? Сейчас Макки сидит в пляжном мячике калебана, сидит… как приманка? Да, это очевидно – как приманка!

Зачем?

Чео очень не нравились захлестнувшие его противоречивые чувства и эмоции. Он и так нарушил основополагающий закон пан-спекки. Он навсегда овладел своим клановым эго и обрек четверых товарищей на бессмысленное прозябание, на глупую бессознательную смерть. Предавший идеалы пан-спекки хирург вырезал ему орган, объединявший пентархию в пространстве вселенной. Эта операция оставила неизгладимый рубец на лбу и в душе Чео, но он не мог даже вообразить, какими приятными будут последствия.

Никто и ничто не сможет лишить его эго.

Правда, ценой стало страшное одиночество.

Смерть положит ему конец, но такова судьба всех живущих.

Благодаря Млисс у него теперь есть убежище, где его не смогут достать никакие пан-спекки… если, конечно… Но ничего, скоро на свете не останется ни одного пан-спекки. Скоро во вселенной вообще не останется никакой организованной сознающей жизни – кроме горстки сторонников Млисс, которых она привела сюда, в свой Ноев ковчег с его бурами и черномазыми.

На балкон торопливо вышла Эбниз и встала за спиной Чео. Уши Чео, как и его глаза, обладали сверхъестественной чувствительностью. Он прочитал эмоции Млисс по звуку ее шагов: скука, беспокойство, страх.

Чео обернулся.

Он сразу понял, что она побывала у мастеров красоты. Рыжие волосы пышным венцом обрамляли милое личико. Чео почему-то вспомнил, что Макки тоже был рыжим. Млисс с размаху плюхнулась в собако-кресло и вытянула ноги.

– Что ты так суетишься? – спросил он.

– Ох уж эти мастера! – воскликнула Млисс. – Они хотят домой !

– Так отправь их.

– Но где я найду других?

– Это и есть твоя проблема?

– Ты смеешься надо мной, Чео. Не надо этого делать.

– Так скажи им, что они не могут отправиться домой.

– Я сказала.

– Ты объяснила им, почему это невозможно?

– Конечно, нет. Как?

– Но ты же сказала об этом Фурунео.

– Я хорошо усвоила урок. Где мои юристы?

– Они уже улетели.

– Но мне надо обсудить с ними многое другое!

– Это не может подождать?

– Ты же сам знаешь, что у нас есть и другие неотложные дела. Почему ты позволил юристам уйти?

– Млисс, тебе совершенно незачем знать, что у них на уме.

– Да, во всем виноват калебан, – сказала она. – Это наша легенда, которую никто не может опровергнуть. Какие еще проблемы хотели обсудить юристы?

– Млисс, выброси все это из головы.

– Чео!

Глаза пан-спекки угрожающе сверкнули.

– Что ж, как знаешь. Они получили запрос от БюСаба. Те требуют от калебана голову Фурунео.

– Его… – Млисс, побледнев, осеклась. – Но как они узнали, что мы…

– Это был совершенно очевидный шаг в данной ситуации.

– Что ты им сказал? – прошипела она, буравя Чео негодующим взглядом.

– Я сказал, что калебан захлопнул люк перескока в тот момент, когда Фурунео сунул в него голову по своей собственной воле.

– Но юристы знают, что мы обладаем монопольным правом на этот S-глаз, – произнесла она окрепшим голосом. – Будь они прокляты!

– Ах, – язвительно протянул Чео, – но Фэнни Мэй пропускает через люк и Макки, и его дружков, и уже одно это говорит, что наша монополия не стоит ломаного гроша.

– Но ведь я уже это говорила, разве нет?

– Это позволяет нам прибегнуть к тактике проволочек и затягивания, – сказал Чео. – Фэнни Мэй отправила голову в неизвестном направлении, и мы не знаем, где она находится. Я, конечно, потребовал, чтобы Фэнни Мэй отклонила этот запрос.

Млисс с трудом сглотнула:

– Именно это… ты им и сказал?

– Конечно.

– Но если они допросят калебана…

– У них равные шансы получить как адекватный, так и совершенно невразумительный ответ.

– Да, это очень умно с твоей стороны, Чео.

– Но ведь именно поэтому ты меня и держишь.

– Я держу тебя при себе по какой-то непонятной мне самой причине, – ответила она, улыбаясь.

– Я завишу от этой причины.

– Ты знаешь, – вдруг сказала она, – мне будет их не хватать.

– Кого?

– Тех, кто сейчас охотится за нами.

Главное требование к агентам Бюро, вероятно, заключается в том, чтобы они совершали правильные ошибки.

Билдун стоял в дверях личной лаборатории Тулука, спиной к большому примыкающему к ней помещению, где ассистенты урива выполняли бо́льшую часть подготовительной работы. Глубоко посаженные фасеточные глаза шефа Бюро блестели отраженным светом. Этот свет нарушал гуманоидные черты лица пан-спекки.

Билдун был не в настроении и испытывал какую-то непонятную слабость. Он чувствовал себя так, словно попал в тесную душную пещеру, где не было ни звезд, ни свежего ветерка. Время сжалось в маленький комок. Всем, кого он любил и кто любил его, было суждено скоро погибнуть. Погибнет вся сознающая высшая любовь. Вселенная станет пустынным местом, погруженным в неизбывную скорбь.

Глубокое горе охватило его гуманоидную плоть, когда он представил снег, листья и солнце в бесконечном безмолвии одиночества.

Он чувствовал потребность в действии, понимал, что надо что-то делать, принимать решения, но опасался последствий любых своих поступков. Все, к чему он прикоснется, могло раскрошиться и, словно труха, просыпаться сквозь пальцы.

Тулук работал за столом, установленным у противоположной стены. Между двумя зажимами перед ним был натянут кусок кнута из бычьей кожи. Параллельно бичу, приблизительно в миллиметре под ним, висела в воздухе полоса металла, по видимости, ни на что на опиравшаяся. Между полосой металла и бичом проскакивали миниатюрные молнии и искры, плясавшие по всей длине бича. Тулук, нагнувшись над столом, считывал данные.

– Я не помешаю? – спросил Билдун.

Тулук повернул на приборе какой-то регулятор, немного подождал и повернул снова. Другой рукой он поймал металлическую полосу, когда исчезла сила, поддерживавшая ту в подвешенном состоянии. Взяв полосу, Тулук поставил ее к стене.

– Это глупый вопрос, – ответил он, обернувшись.