Даниэль Зеа Рэй - Егерь

– Я никогда не желала смерти твоим родственникам, – Роден зажмурилась. – Никому из них я не желала смерти.

– Кто твоя мать, Роден? Кто та женщина, которая продала тебя?

– Я не знаю, – прошептала она. – Я не знаю…

– Знаешь, Роден. Ты знаешь, кто она, – он присел на землю рядом с ней, порылся в кармане и достал пачку елоток. – Держи.

Она забрала елотки. Прикурила от пальца. Затянулась. Выдохнула.

– Ты и представить не могла, что твоя мать может пойти против воли Сомери, не так ли? – произнес Зафир. – Ты ожидала прочесть в ее послании нечто вроде «одумайся», «что ты творишь?», но не как не пожелание молиться, чтобы придурок в моем лице не отказался от тебя. Это значит, что твоя мать больше не боится. Значит, что у нее тоже есть планы. А почему бы и нет, Роден? «Держи друзей близко, а врагов – еще ближе». Интересно, твоя мать рядовой член Суирского сопротивления или все-таки его лидер?

– Кто-то должен остановиться, – прошептала Роден.

– Ты говоришь о Сомери или имеешь в виду сопротивление?

– Я имею в виду себя, Темный.

– Что ты задумала, Роден? – он наклонился и заглянул ей в глаза.

– Моя месть – это только моя месть. Хотят достать Сомери – пусть сделают это сами. Хотят заменить состав Совета Всевидящих – пусть попробуют сделать это своими руками. Семь лет назад, когда я просила маму помочь мне, она решила, что помощь Сомери важнее дочери. Деньги на счетах важнее правды. Она смотрела мне в глаза и говорила о том, то я сама все это придумала. За семь лет она ни разу не дала мне повода усомниться в ее преданности Сомери. Она продала меня однажды. А теперь она использует меня ради своих целей. Вот такая у меня мама, Темный… Такая любящая мама…

Она встала с земли и отряхнула грязь с костюма. Я должна найти Эстета и убить его. С остальным, олманцы, вы вполне справитесь сами.

– Роден, что ты задумала? – он продолжал вопросительно глядеть на нее снизу-вверх.

– Мы не найдем Красавчика в базе данных иных. Они сами стерли его. Помнишь, на сеансе терапии он сказал, что первую проститутку тетушка подарила ему в возрасте тринадцати лет?

– Помню. – кивнул Зафир.

– Думаю, это не ему проститутку подарили. Думаю, это его подарили как проститутку. Он выглядит как чистокровные. Но рубец на запястье… Я лично высмеяла его рубец на запястье. Сказала, что продольно нужно было резать, а не поперек… Его задело это, потому что это был след от импланта, а не от попытки суицида. Думаю, Красавчик до пятнадцати лет был такой же проституткой, как и его жертвы. Потом обнаружился дар менталиста и его стерли из базы данных. Они держали его при себе, возможно, продолжали принуждать к занятию проституцией… Он на корабле, и оттуда никуда не деться. Возможно, это он убил свою тетю. Помнишь, как он говорил о ней… С каким презрением вспоминал ее… Сейчас ему около тридцати лет. Четыре года назад он начал орудовать на корабле. Использовал легкую добычу. Семь девчонок-проституток, пропавших без вести. Думаю, иные нашли их тела и вычислили, кто это с ними сделал. Тела уничтожили, дела закрыли. Менталиста изолировали. Слишком он был хорош, чтобы его убивать. О проститутках никто не вспомнит, а такой дар еще поискать. Три года назад он попал на Олманию и почувствовал свободу. Скорее всего, он стал неуправляемым. Иные не знали, что с ним делать. Они могли попросить Сомери помочь им с одной проблемой. Она посоветовала клинику Ситен. Язва в разговоре с Сафелией утверждала, что помнила меня и Красавчика. Значит ли это, что мы впервые встретились с ним в клинике Ситен два года назад? Он не прочел меня, не смог повлиять на меня и ему стало интересно, что же со мной произошло на самом деле. Он мог прочесть Ситен, которая знала мою историю. Это вдохновило его. Я его вдохновила. Так родился Эстет. Для жертв – Миссия, которого они наверняка знали в лицо, которого они знали, как одного из них – подстилку для чистокровных. И вот, он заявляет, что готовит новое восстание. Он – их Миссия. Они заглядывают ему в рот в надежде, что он освободит их из плена, а он смотрит в ответ на то, что больше всего презирает в жизни.

– Проституток?

– Да, – кивнула Роден и выдохнула дым. – Он презирает проституток, он презирает женщин, потому что скорее всего его первой клиенткой была женщина и Бог знает, что она сделала с тринадцатилетним мальчиком. Он посвящает свои убийства мне – пережившей насилие и выжившей вопреки всему. Он мнит, будто освобождает девчонок из рабства, испытывая при этом к ним ненависть, и дарует им вторую жизнь, в которой любит их, как любит меня. Он должен их коллекционировать. Мы не находим останки, потому что он оставляет их себе. Он пишет письма для Сомери, измываясь над ней, как будто мстит за меня. Он ненавидит тебя, потому что я сплю с тобой, а не с ним. Он ненавидит Одеялко, потому что я дружу с ней, а не с ним. Он делает все, чтобы убрать вас из моей жизни, все, чтобы я досталась только ему, – она взглянула на Зафира. – Мы должны поговорить с агентом, который вел его дело на корабле. Возможно, он даст нам подсказки. Возможно, памятуя о его зверствах, он нарушит молчание и скажет, как нам его найти.

– А что мы будем делать с твоей матерью? – спросил ее Зафир.

– Мне наплевать, что ты будешь с ней делать, – Роден отвернулась и посмотрела на удаляющиеся машины брата и сестры. – Только не убивай. Никого из них не убивай.

– Что ты задумала, Роден? – повторил свой вопрос Зафир и встал с земли.

Он вцепился в ее плечи обоими руками и начал трясти.

– Что ты задумала, Роден!

– Как-то Сафелия написала мне об уравнении, важным членом которого является. Я исключу себя из уравнения, Темный, – она посмотрела ему в глаза и усмехнулась. – Я просто исчезну.

– Роден… – он прижал ее к себе и обнял. – Не говори ерунды. Мы справимся. Мы со всем справимся.

– Я устала справляться, Темный. Никого не осталось. Даже мать, которую я всегда считала предательницей, смогла предать меня еще раз. Ты тоже предашь меня, потому что благополучие твоей семьи идет вразрез с моим благополучием. У меня остались сутки. Я хочу найти и убить Эстета. Больше меня ничего не волнует. Только это.

– Я люблю тебя, – произнес он, как будто больше ему сказать было нечего.

Она продолжала стоять в его объятиях, словно тряпичная кукла, безучастная ко всему, что происходит вокруг.

– Я люблю тебя и никому не отдам! – он прижался носом к ее темени и поцеловал макушку.

– Я уйду сама, – она оттолкнула его и отвернулась. – Поехали к агенту иных. Времени мало.

Зафир знал, что ничего не может сделать. Он провожал ее фигуру взглядом и понимал, что в любом случае уже потерял свою половину. Завтра она узнает правду, потому что Сомери обязательно расскажет Роден все, чтобы поквитаться напоследок. Все остальное станет неважным. В ее жизни был уже один насильник. Второго она не переживет. И он никак не может смягчить этот удар. Он не может признаться ей в этом сам, и, в то же время, не может отправить ее на смерть.