Владимир Забудский - Взгляд на звёзды

— Поэтому нам необходимо звучать убедительно, при этом не выглядя дёшево, глупо и комично. Раз уж мы вынуждены привирать — то должны привирать красиво. И так, чтобы к нам нельзя было прикопаться.

— То есть мы хотим быть и умными, и красивыми, — иронично усмехнулась Мейер.

— Если это для нас непосильная задача — мы зря сунулись в бизнес такого масштаба. И на этом предлагаю закрыть эту затянувшуюся мировоззренческую дискуссию. Мы с тобой ходим вокруг да около, Моника, уже шестнадцать минут. А задача, стоящая перед нами, остаётся всё той же.

Некоторое время они молчали. Гизу был прав. И они оба это знали. Поняв, что определённое взаимопонимание достигнуто, Рикардо решил резюмировать:

— Наши потенциальные инвестора обескуражены отсутствием новых данных с «Лиама» и оглушены мощными информационными компаниями, которые ведут наши конкуренты. Им сейчас кажется, что развитие ситуации не находится у нас под контролем. Что мы не несёмся на гребне событий, а плетёмся позади них. Чтобы убедить их в обратном, в пятницу мы должны презентовать настоящую конфетку. Нам нужны такие детальные доказательства и впечатляющие результаты проделанной нашей командой работы, которые не оставят у них сомнений, что в техническом плане мы продвинулись гораздо дальше конкурентов, пока те тратили время на размышления и создавали дешевые спецэффекты.

— Техзадание ясно, — вздохнув, буркнула она.

— Выдави всё это из своей команды, Моника, заверни всё это в красивую блестящую обёртку, и сбрызни сверху хорошими духами. В пятницу мы с тобой пойдём со всем этим в бой, который не имеем права проиграть. Сделай это, даже если это потребует непрерывной адской работы каждой живой души у вас в Алкантаре в течение тех 108 часов, которые у нас остались. Ты не хуже меня знаешь, каковы ставки.

Несколько минут спустя, когда Доминик зашел в кабинет к Монике, та как раз заканчивала управляться со своим завтраком. Купер подметил, что Мейер выглядит усталой, хотя очередная рабочая неделя ещё даже толком не началась. Возможно, так казалось из-за белизны её кожи, по которой никто бы ни за что не сказал, что она провела два месяца на экваторе. Покрытая сверху тоналкой и румянами, она была немного похожа на японскую статую. Подходил под образ и стоящий перед ней на красивом чёрном блюдце салат из водорослей и морепродуктов.

— Приятного аппетита, Мон.

— Прости, что не предлагаю тебе присоединиться, Дом, — молвила она, торопливо пережевывая остатки завтрака и указывая жестом на кресло. — Я уже почти закончила.

— О, не беспокойся за меня. Мои нейрочипы начинают чуть ли ни током меня лупить, если я хоть на десять минут отклонюсь от своего графика приёма пищи. Так что я от своего завтрака никуда не денусь.

— Это прекрасно. Хорошо бы ещё эти чипы хреначили тебя особо сильно каждый раз, когда ты ешь дрянь из торгового автомата, — проворчала она.

Купер был старше её больше чем на двадцать лет, но никогда не относился к режиму питания и в половину так серьёзно. Моника уже давно убедилась, что ничто, кроме круглосуточной няньки (роль которой в своё время успешно выполняла его вторая супруга) тут не поможет.

Закончив с салатом (управляясь с ним, она попутно успевала не только читать, но и раздавать, жестами и морганием, множество кратких команд и стандартных ответов на сообщения) Моника внезапно вспомнила о том, что собиралась пригласить Купера на ужин едва ли не с первого дня в Алкантаре. Эта мысль вызвала у неё вздох.

— Вспомнила, что обещала тебе ужин, — честно призналась она.

— Правда? — удивился он.

— Не сомневалась, что ты забыл. Но я помню. Мы обязательно отыщем подходящий день для этого. Скоро. Но уж точно не на этой чёртовой неделе.

Со своей доброй и непосредственной улыбкой, которая действовала на нервы Моники, как успокаивающий бальзам, Доминик, умостившись на кресле, развёл руками и философски произнёс:

— До тех пор, пока два человека живы и не заперты там, откуда не могут выйти — ничто не может помешать им вместе поужинать. Я — всё ещё оптимист. Так что верю, что у нас с тобой такая возможность ещё какое-то время сохранится, Мон.

Мейер, ещё пять минут назад настроенная начать разговор с Купером с жесткой постановки задач и приоритетов, при звуках доброжелательного, знакомого до мозга костей голоса неожиданно утратила негативный заряд и погрузилась в задумчивость.

Моника считала себя тем ещё кудесником тайм-менеджмента. Но и в её жизни порой наступали мгновения, когда задач становилось так много, а времени — мало, что бежать сломя голову вперёд, ловя каждую секунду, начинало казаться безнадёжным. В такие моменты её модифицированный и тренированный мозг, будто по щелчку предохранителя, замедлял свой ход и делал остановку у обочины. К седьмому десятку она уже стала достаточно мудра, чтобы осознать — запрещать ему эти остановки нельзя, если хочешь сохранить здоровье и остаться в здравом уме.

— Так же мы думали и тогда, когда работали над тем, изначальным «Пионером». Всё время думали, что наступит ещё час для того и сего, — припомнила она.

Она не назвала вещи своими именами. Но она имела в виду, в том числе, и их с Купером чувства друг к другу. Ведь было время, когда она точно знала, что любит его, и верила, что похожие чувства, которые он не умел выразить, живут и в его душе.

Ей всё время казалось, что наступит час, когда они вдвоём спокойно сядут и распутают этот узел. Для этого, казалось бы, нужно было только дождаться идеально подходящего момента. Но он так и не наступил.

А значит — не наступили, и уже не наступят, множество других неизведанных и волнительных моментов, которые должны были проследовать за первым, словно загорающиеся один за другим огни рождественской гирлянды. Линия вероятности, или, если угодно — судьбы, чьё начало какое-то время зазывающе маячило в их поле зрения, скрылась позади навсегда. И к той, альтернативной Вселенной, которая существовала бы, ступи они на тот путь — больше нет возврата. Они могут гадать, но никогда уже не узнают, какой бы была та Вселенная, и какими бы были они сами в ней.

— Казалось бы, оглянуться не успели — и где мы сейчас? Кто мы? — продолжила Моника несвойственную ей философскую речь, которая бы очень удивила Тео, Саманту или Мариетту, которым она успела устроить этим утром разнос. — Уже совсем не те весёлые молодые ребята с чистыми душами, которые просто любили науку и мечтали сделать что-то классное, не задавая себе лишних вопросов вроде «зачем?» и «а что дальше?».

Доминик улыбнулся и задумчиво пожал плечами.

— Не так уж многое изменилось, Мон. В моём случае лишним сделалось слово «молодой». В твоём — слово «весёлая». В остальном — мы там же, где и были. Там, где и должны быть.