Олаф Стэплдон - Создатель звезд [сборник litres]

Я высказал предположение, что он, возможно, еще не дорос до того, чтобы критиковать философов. «В конце концов, ты еще очень молод, чтобы уловить смысл их работ. Есть области знаний, которых ты еще не касался».

«Конечно есть, – ответил он. – Но… ну, например, у меня пока мало опыта в сфере половых отношений, но я понимаю достаточно, чтобы понять, что человек, считающий сексуальность (в чистом виде) единственной причиной возникновения сельского хозяйства, говорит ерунду. Или вот другой пример. У меня пока нет никакого религиозного опыта. Возможно, мне стоит однажды заняться этим вопросом. А может, такого понятия на самом деле вовсе не существует. Но я вполне ясно вижу, что религиозный опыт (в чистом виде) не является доказательством того, что солнце вращается вокруг земли, а смысл существования вселенной – заботиться об индивидуальном счастье каждого. Ошибки философов чаще всего не столь очевидны, но в целом примерно того же рода».

В то время Джону было лет девять, я и представить себе не мог, что он вел в то время двойную жизнь, причем скрытая часть ее имела оттенок мелодраматизма. В одном только случае у меня возникли некоторые подозрения, но предположение показалось мне тогда столь фантастическим и пугающим, что я не смог отнестись к нему всерьез.

Однажды утром я заглянул к Уэйнрайтам, чтобы позаимствовать одну из принадлежавших Томасу книг по медицине. Было, наверное, около 11.30. Джон в ту пору завел привычку читать допоздна и просыпался только ближе к полудню, но на этот раз возмущенная мать вытащила его из постели: «Подымайся и иди завтракать, можешь даже не переодеваться. Я не собираюсь готовить для тебя отдельно».

Пакс предложила мне «чашечку утреннего чаю», и мы с ней устроились за кухонным столом. Через какое-то время появился хмурый, сонно щурившийся Джон в халате поверх пижамы. Мы с Пакс болтали о том о сем. И среди прочего она сказала: «Матильда сегодня принесла по-настоящему сенсационное сообщение. (Матильда была прачкой.) Просто ног под собой не чует – торопится всем рассказать. Она говорит, что в саду мистера Магната был убит полицейский. Судя по всему, его кто-то зарезал».

Джон не сказал ни слова и продолжал завтракать как ни в чем не бывало. Мы с Пакс еще разговаривали, и тут случилось нечто, меня поразившее. Джон потянулся через стол, чтобы взять масло, и я увидел его руку над краем рукава халата. С внутренней стороны запястья была довольно неприятного вида царапина с засевшей под кожей грязью. Я был уверен, что ее не было накануне вечером, когда я видел мальчика в последний раз. В этом не было ничего особенно примечательного, но меня обеспокоил взгляд, который бросил на меня Джон, когда сам заметил царапину. На мгновение наши взгляды встретились, а потом он обратил все свое внимание на масленку. Но в то мгновение я с невероятной отчетливостью представил себе, как Джон забирается по сточной трубе к окну своей спальни и в этот момент случайно царапает руку. И мне отчего-то почудилось, что возвращался он как раз от мистера Магната. Я тут же отмел эту картину и напомнил себе, что это всего лишь царапина, а Джон слишком поглощен приключениями духа, чтобы уделять время ночным вылазкам. И кроме того, он достаточно умен и не стал бы рисковать обвинением в убийстве. Но этот его взгляд?..

Еще несколько недель убийство было главной темой разговоров в городке. В последнее время в окру́ге было совершено несколько необычайно умно спланированных краж, и полиция сбилась с ног, пытаясь отыскать преступника. Убитый полицейский был найден лежащим навзничь на клумбе, с единственной ножевой раной. Должно быть, он умер мгновенно, так как оружие попало ему прямо в сердце. Из дома пропало бриллиантовое ожерелье и другие драгоценности. Следы на оконной раме и сточной трубе позволяли предположить, что вор проник внутрь и выбрался обратно через окно верхнего этажа. Если это было действительно так, то ему требовалось взобраться по трубе, после чего проделать почти невыполнимый трюк, продвигаясь на одних руках (а точнее, на кончиках пальцев) вдоль декоративной балки псевдоелизаветинского особняка.

Полиция арестовала нескольких подозреваемых, но преступник так и не был найден. Кражи тем не менее прекратились, и со временем история забылась.

Здесь, мне кажется, было бы как раз к месту привести то, что Джон рассказал мне только гораздо позднее, фактически в последние годы, когда колония уже была основана и процветала, но еще не была обнаружена «цивилизованным» миром. Уже тогда я раздумывал над тем, чтобы начать писать его биографию, и завел привычку делать небольшие заметки, касающиеся самых значительных происшествий или разговоров. Поэтому рассказ о том убийстве я могу передать вам практически словами самого Джона.

«Я в те дни находился в ужасном состоянии ума, – сказал мне Джон. – Я понимал, что отличаюсь от всех человеческих существ, которых мне приходилось встречать, но еще не осознавал насколько. Я не знал, что буду делать со своей жизнью, но чувствовал, что вскоре в ней должно появиться нечто значительное и что я должен к этому подготовиться. Кроме того, не забывай, я был ребенком и обладал детской тягой к мелодраматизму в сочетании с хитростью и находчивостью взрослого.

Я вряд ли сумею заставить тебя по-настоящему понять, какая ужасная путаница царила у меня в голове, потому что твой разум работает иначе, чем мой. Но вообрази: я обнаружил, что живу в совершенно сбивающем с толку мире. Населяющие его существа построили огромную систему мыслей и знаний, которая, как я прекрасно видел, была практически полностью ошибочна. Как бы сильно я не путался, мой здравый смысл все еще был при мне, и с моей точки зрения, самым точным описанием этой системы было «безумие». Я не мог отыскать точного определения – я был слишком молод, мне не хватало информации. Огромные области знаний все еще находились вне пределов моего понимания. Так что я тогда был как человек, запертый в полной темноте в незнакомой комнате, где он пытается вслепую нащупать путь среди каких-то странных предметов. И все это время я отчаянно жаждал приняться за работу, не представляя даже, в чем она заключалась.

Прибавь к этому, что чем старше я становился, тем более одиноким себя ощущал, так как все меньше и меньше людей способны были понять хотя бы половину того, что я говорил. Конечно, рядом со мной всегда была Пакс. Она действительно могла помочь, потому что порой видела вещи так же, как я. А если не видела, то ей, по крайней мере, хватало здравого смысла предположить, что видимое мной – реальность, а не просто игра воображения. Но, в конце концов, она все-таки была одной из вас. Был ты – еще более слепой, чем Пакс, но полный сочувствия и всегда готовый поддержать».