Олаф Стэплдон - Создатель звезд [сборник litres]

Мы обсушивались над плиткой и обсуждали роль, которую отводил мне Джон в его нелепом предприятии. Поначалу я склонен был только посмеяться над этой затеей, но благодаря дьявольской убедительности Джона и осознанию того, что он уже успел достичь столь многого, я в конце концов согласился выполнить свою часть плана. «Видишь ли, – пояснил Джон, – все эти вещи нужно запатентовать, а потом продать патенты производителям. Мне, ребенку, бессмысленно пытаться разговаривать с агентами патентного бюро или с промышленниками. Вот тут-то и нужен ты. Ты будешь выпускать эти предметы, иногда под своим именем, иногда под выдуманными. Я не хочу, чтобы люди знали, что все они придуманы одним маленьким мальчиком».

«Но, Джон, я же все время буду ошибаться. Я же ничего не понимаю в изобретательстве!»

«Ничего страшного, – заверил он меня. – Я подробно расскажу, что надо знать о каждом предмете. А если ты пару раз ошибешься – не велика беда».

Самым странным в его плане было то, что, хотя мы ожидали, что мне придется оперировать большими суммами денег, мы не заключили между собой никаких формальных соглашений, где описывалось бы распределение доходов и ответственность в случае задолженности. Я предложил составить письменный договор, но он тут же отмел эту идею. «Глупый человек, как бы я смог предпринять какие-то действия против тебя по этому контракту, не раскрыв моего секрета? А этого не должно произойти ни при каких обстоятельствах. Кроме того, я точно знаю, что, пока ты находишься в полном физическом и умственном здоровье, ты всецело достоин доверия. И ты наверняка можешь сказать то же и обо мне. Это будет дружеское начинание. Когда у нас появится доход, ты можешь брать из него сколько захочешь. И готов поспорить на свои ботинки, что ты не возьмешь даже половины того, что заслуживаешь. Разумеется, если ты решишь каждую неделю летать со своей девушкой на Лазурный Берег, нам придется придумывать какие-то правила. Но ты так не поступишь».

Я спросил о банковских счетах.

«У меня есть один счет в лондонском отделении *** банка, – ответил он. – Но платежи по большей части будут переводиться тебе, чтобы я мог оставаться в тени. Эти устройства будут продаваться как твои, а не мои, а также как изобретения множества воображаемых людей. А ты будешь выступать их представителем».

«Но неужели ты не понимаешь, – запротестовал я, – что даешь мне неограниченный контроль и возможность полностью исключить тебя из процесса? А что, если я захочу тебя обмануть? Представь, что, если власть ударит мне в голову и я решу присвоить все себе? Я же всего лишь Homo Sapiens , а не Homo Superior », – и впервые я подумал, что Джон, возможно, и сам не такой уж «превосходящий».

Он рассмеялся, явно польщенный изобретенным мной термином, но ответил: «Мой дорогой друг, я просто знаю, что ты так не поступишь. Нет, я отказываюсь заключать какие-то официальные соглашения. Это было бы слишком по-сапиеновски. Мы никогда не смогли бы друг другу доверять. И я наверняка постарался бы оставить тебя ни с чем, просто шутки ради».

«А, ладно, – вздохнул я. – Тогда тебе следует хотя бы вести отчетность, чтобы следить за движением денег».

«Вести отчетность? За каким чертом она мне сдалась? Я веду ее в уме, но никогда в нее не заглядываю».

С того момента, по мере того как росло количество связанных с предприятием Джона обязанностей, моя собственная работа все больше отходила на второй план. Я проводил много времени, путешествуя по стране, встречаясь с агентами патентных бюро и производителями. Часто Джон сопровождал меня как «мой юный друг, который хотел бы посмотреть, как устроены заводы изнутри». Таким образом он многое узнавал о возможностях и ограничениях разного рода машин, что позволяло ему создавать более простые для производства схемы.

Именно во время этих путешествий я понял, что даже у Джона была своя слабость, его единственное «слепое пятно», как я это называл. Я подходил к общению с промышленниками с болезненной осторожностью, прекрасно понимая, что они могут поступить со мной, как им будет угодно. Как правило, от катастрофы меня спасали советы патентных агентов, которые, будучи в первую очередь учеными, были на нашей стороне не только по долгу службы, но и по зову сердца. Но часто производителям удавалось выйти на меня напрямую. Несколько раз в таких случаях мне пришлось серьезно обжечься. Тем не менее со временем я научился держаться своего, имея дело с «коммерчески» мыслящими людьми. Джон же был совершенно не способен вообразить, что кто-то может быть более заинтересован не в том, чтобы начать производство по-настоящему оригинального предмета, а в том, чтобы получить преимущество над нами и всеми остальными. Конечно, умом он это понимал. К аморальности Homo Sapiens он относился столь же презрительно, как к умственным способностям. Но он не мог «понять сердцем», что люди действительно «такие идиоты , что относятся к зарабатыванию денег как к какому-то соревнованию». Как любой другой мальчишка, он мог понять радость от победы над противником в схватке один на один или торжество от преодоления какого-то жизненного препятствия. Но битвы в сфере промышленной конкуренции не представляли для него никакого интереса, и ему потребовалось долгое время и собственный горький опыт, чтобы осознать, насколько серьезно воспринимало их большинство людей. И хотя он находился в самой гуще великого коммерческого сражения, он никогда не увлекался коммерцией ради нее самой. Джон с охотой вникал в работу инстинктивных и примитивных человеческих порывов, но более искусственные их версии, такие как жажда экономического самовыражения, не находили отклика в его душе. Со временем он, разумеется, научился ожидать от людей проявления подобных качеств и разработал свои способы противодействия. Но и тогда он смотрел на весь мир коммерции с раздражением, которое выдавало в нем порой ребенка, а порой – философа. Он одновременно и стоял выше всей этой суеты, и совершенно был к ней не подготовлен.

Так вот, именно на первых порах воплощения Джоном его планов мне выпало изображать расчетливого дельца. К несчастью, как я уже упоминал, я был совершенно не готов к этой роли, и поначалу нам пришлось расстаться с несколькими прекрасными изобретениями по цене, которая была (как мы обнаружили позднее) смехотворной.

Но, несмотря на ранние неудачи, в целом наши дела шли поразительно хорошо. Мы создали десятки необычайных приспособлений, которые с тех пор прославились по всему миру и стали необходимыми помощниками в повседневной жизни. Общественность обратила внимание на волну мелких изобретений, которые (как говорили) продемонстрировали несгибаемость человеческой воли к жизни уже через несколько лет после войны.