Стенли Вейнбаум - Межпланетные истории [litres с оптимизированной обложкой]

Она посмотрела на Хэншоу, который внимательно изучал выжженный участок почвы, где покоился «Минос», а потом вдруг направилась ко мне.

– Джек Сэндз, – произнесла она с некоторым вызовом, – я должна извиниться. Не думайте, что я прошу извинения за мое мнение о вас – нет, только за то, как я себя вела по отношению к вам. В таком тесном обществе, как наше, нет места для вражды, и, насколько это от меня зависит, ваше прошлое с настоящей минуты – ваше личное дело. Более того, я хочу вас поблагодарить за помощь во время взлета и во время посадки.

Я так и вылупился на нее. Ведь это извинение должно было стоить ей немало, потому что Золотая Вспышка была гордая молодая леди, и я заметил, как она моргает, чтобы скрыть слезы. Я сказал примирительно:

– Ладно. Вы держите свое мнение обо мне про себя, а я поступаю так же с моим мнением о вас.

Она покраснела, потом улыбнулась и признала:

– Наверно, я паршивый пилот. Терпеть не могу взлеты и посадки. По правде говоря, «Миноса» я просто боюсь. До того времени, как мы выбрались с Янг Филд, я едва ли управляла чем-то больше своей маленькой гоночной ракетки.

– Но зачем? – спросил я в полной растерянности. – Если вы настолько терпеть не можете управлять кораблем, зачем этим заниматься? Только для рекламы? Со всеми вашими деньгами вам и реклама не нужна, вы же знаете.

– О, с моими деньгами! – раздраженно повторила девушка. Она отвела взгляд и неожиданно вздрогнула. – Смотрите! – воскликнула она. – Там, над вершинами, что-то движется – похоже на большой шар! И высоко, где совсем нет воздуха!

Я поднял голову.

– Это всего лишь пузыристая птица, – объяснил я с равнодушным видом.

Я-то много таких повидал, они были самыми простыми подвижными формами жизни на Европе. Но Клер, конечно, встречалась с ними впервые, и ей было ужасно интересно.

Я объяснил, что эти существа способны перелетать из долины в долину, а воздух они несут с собой в громадных пузырях, похожих на воздушные шары. И, разумеется, пузыристые птицы вовсе и не птицы: они не летают, а скользят, как лемуры или белки-летяги на Земле. Я даже бросал камни в зазвеневший поющий кустарник до тех пор, пока не вспугнул другую птицу и та не проплыла у нас над головами, паря на своих упругих мембранах.

Глаза у Клер разгорелись. Я подвел ее поближе к поющему кустарнику, чтобы она могла послушать музыку дышавших листьев; потом проводил ее вниз к солончаковому озеру в центре долины, чтобы отыскать несколько примитивных существ, которых Гандерсон и его команда называли «орешками», потому что они очень напоминали грецкие орехи в скорлупе. Мы брели по долине, и я говорил без устали. В конце концов весь полет мне пришлось играть в молчанку. Я рассказывал ей о разных формах жизни, обнаруженных на планетах, о том, что на Марсе, Титане и Европе существа бесполы, а на Венере, на Земле и на Ио двуполы, и о том, что на Марсе и на Европе животная и растительная жизнь до конца не разделилась, так что даже разумные, наделенные клювами марсиане обладают растительными чертами, а поющие кусты на холмах Европы имеют метаболизм животных. И так мы бесцельно бродили, пока не оказались перед узкой тропинкой, которая, очевидно, вела в долину Гандерсона.

Мой взгляд привлекло какое-то движение высоко на склоне горы. Пузыристая птица, подумал я беспечно, хотя высота была слишком мала – обычно они раздувают свои пузыри на верхней кромке атмосферы. И тут я увидел, что это не пузыристая птица, а человек. На самом деле это был Гогрол.

Он выходил из ущелья-тропы, воротник его был обмотан вокруг горла, чтобы защититься от холода высоты.

– Гогрол! – воскликнула Клер. – Он, наверное, побывал в следующей долине. Стефан захочет… – она поспешно умолкла.

– Почему это, – спросил я мрачно, – ваш друг Коретти так заинтересован в действиях Гогрола? В конце концов предполагается, что Гогрол – биолог, не так ли? Почему бы ему и не заглянуть в соседнюю долину?

Ее губы сжались.

– Почему бы и нет? – согласилась она. – Почему бы и нет?

И с этой минуты Клер хранила упорное молчание.

В этот вечер Хэншоу перестроил наше расписание, так что теперь мы могли работать и отдыхать все вместе. Настоящая ночь на Европе наступает примерно раз в три дня, когда на небосклоне остаются только Юпитер и Ио. Так что света для работы на поверхности там всегда достаточно.

На следующее же утро я припер Хэншоу к стенке. Капитан, нет слов, – личность священная, но я не люблю, когда меня водят за нос.

– Скажи мне, Гаррис, – потребовал я, – что такое происходит в этой экспедиции, о чем знают все, кроме меня? Если это исследовательская группа, тогда я эмир ярклендский. Так вот, я хочу знать, в чем дело.

Хэншоу покачал головой.

– Не могу тебе сказать, Джек. Я сожалею, но ничего не скажу.

– Почему?

Он поколебался:

– Потому что у меня есть приказ, Джек.

– Чей приказ?

Хэншоу затряс головой:

– Будь он проклят! – произнес он яростно. – Я-то тебе доверяю. Но выбор не мой. – Он выдержал паузу. – Ты это понимаешь? Ну и ладно! Тогда никаких вопросов. Задавать вопросы и отдавать приказы буду я.

Тогда я решил пораскинуть мозгами.

Если бы Межпланетное общество искало для себя выгодной рекламы, они не стали бы подписывать контракт со мной. Более того, правительство не имело привычки возобновлять уволенному пилоту лицензию без уважительной причины, просто из симпатии.

Кроме того, я имел возможность перекинуться парой слов с Коретти, и его химическое образование вызывало у меня сильные сомнения. Или в экспедицию подобрали одних неумех вроде Клер Эйвори?

Что ж, теперь с этим уже ничего не поделаешь. Я подавил отвращение (ненавижу вранье) и постарался просто помогать другим в их работе, не демонстрируя при этом свою паранойю. Но это было трудновато, потому что то и дело случались подозрительные эпизоды.

Например, однажды Хэншоу решил, что хорошо бы разнообразить наше питание. На Европе любая форма жизни была съедобна, хотя не все годилось на стол гурмана. Но я, как старожил, знал одно подходящее растение – оно состояло из единственного мясистого отростка величиной с ладонь; на «Гере» мы называли его «печеночным листом» из-за соответствующего вкуса.

Капитан поручил нам с Коретти собрать запас этого деликатеса. Я продемонстрировал химику образец, а затем пустился на поиски по левому берегу солончакового озера, предоставив в распоряжение Корретти правый берег.

Но не успел я уйти далеко, как заметил, что он перебрался на мой край озера. Это ничего не означало: он был волен искать печеночные листья в любом месте, но для меня вскоре стало очевидным, что он ничего не ищет. Он шел следом, не спуская с меня глаз.