Сергей Панченко - Я стираю свою тень

— Да уж, здорово. А с нашей лучше не болеть, — иногда я сам себе напоминал нудящего старика. — Пойду, поставлю чайник, поужинаем чайком с печеньками.

Я потряс перед Айрис пакетом с курабье. Она ловко выхватила его у меня из рук и, разорвав, вынула печенье. Обнюхала его со всех сторон, постанывая от удовольствия, затем откусила.

— У-м-м, какое оно вкусное! — Айрис закрыла глаза, сконцентрировавшись на ощущениях вкусовых рецепторов. — Как это у вас получается так вкусно готовить?

— Судя по тому, как строго регламентирована ваша жизнь, то и рецептов приготовления еды это тоже коснулось. Безопасно, питательно, но безвкусно. Еда должна удовлетворять организм калориями, питательными веществами и микроэлементами. Всё, что относится к эстетической стороне питания, вызывает потребность в наслаждении едой, и далее приводит к чревоугодию, что есть смертный грех. У нас грешить не возбраняется, — подытожил я свое предположение насчет разницы в наших кухнях.

— Так и есть, — согласилась моя гостья. — Безвкусная жизнь с безвкусными радостями. Да за такую печеньку на моей станции и убить не жалко.

Айрис повертела печенье в руках, вожделея ее взглядом. Затем отправила ее в рот, прижала губами и медленно откусила. Проделывала она это всё с какой-то эротической грацией и звуками, от которых мне становилось жарко. Наш ужин совсем не походил на чаепитие, больше на какую-то прелюдию к соитию, но только в моем воображении.

Из всего кулька я успел съесть только три печенья, остальное досталось Айрис. Она трижды наливала себе чай, ревностно следя через плечо за тем, чтобы я не объел ее. Мне было смешно наблюдать, что она относится к такой простой вещи, как курабье, как к невероятной ценности.

— Если начать контрабанду этого печенья на нашу станцию, то можно запросто подкупить людей, которые имеют особый доступ к настройкам системы социальной ответственности, и поднять мне уровень, — на губах и подбородке Айрис прилипли крошки. Она печально посмотрела на пустой пакетик. — А завтра будут еще такие же? — спросила она меня с надеждой.

— Я… я не собирался, — мне показалось это наглостью. — Если я не буду экономить, то нам придется голодать перед зарплатой несколько дней.

— Вот дерьмо, — Айрис легонько стукнула кулаком по столу. — Завтра с утра начнем думать, как добыть денег. Хватит идти на поводу у власти, ограничивающей тебя в них.

— Она меня не ограничивала. Моя зарплата — это мой выбор, — признался я.

— Да? — она удивилась. — Значит, завтра будем выбирать из других вариантов.

Моя интуиция подсказывала мне, что человек с сомнительной репутацией вряд ли найдет хоть один легальный вариант, который сможет кардинально поменять мое материальное положение.

— Спасибо, но я пока не готов менять работу. Я там на хорошем счету, ни опозданий, ни прогулов, к тому же, мне обещали скоро поднять зарплату.

— У-у-у, я прямо чувствую в тебе законопослушного гражданина станции, который всю жизнь ждет, что станет лучше. Тоска зеленая. Я тебе сказала, завтра начнем думать, как добыть денег.

— Заработать, — я поправил ее, потому что слово «добыть» показалось мне слишком преступным.

— Хорошо, — согласилась она. — Заработать. Спасибо за ужин, Гордей. Я чувствую, как каждая клетка моего организма бьется в гастрономическом экстазе. Пойду, посмотрю телевизор. Я там про бабу одну смотрела. Она дура, конечно, неудачница и слишком доверчивая, но мне интересно, чем эта история закончится.

— Она закончится хорошо, когда у сценаристов иссякнут идеи, а у продюсеров деньги.

— Опять деньги. Да что у вас, все в них упирается? — Айрис ушла в гостиную, плюхнулась на диван и включила телевизор.

Я убрал со стола, зачем-то заглянул в пустой холодильник, после чего решил, что лучший способ не думать о голоде — это уснуть пораньше. Прежде, чем уйти в спальню, я из вежливости решил минут пять посидеть перед телевизором. Айрис не удостоила меня взглядом, когда я присел на диван. Она была полностью поглощена событиями, развивающимися на экране. Возможно, дешевый сериал был таким же аппетитным зрелищем, против тех развлечений, которыми баловали зрителей на их станции.

Айрис сидела, положив стопу правой ноги на коленку левой, открыв моему взору ноги до самого основания. Их совершенная форма привлекала меня намного сильнее фильма. Невольно я задерживал на них взгляд дольше, чем это было нужно. Мне казалось, что она не замечает этого, увлекшись происходящим на экране. В какой-то момент Айрис медленно повернулась в мою сторону, одним взглядом давая понять, что она всё видит и не очень одобряет мою озабоченность.

— Я спать, — в лицо ударила краска. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — Айрис сделала намеренное ударение на первом слове.

Мне сразу вспомнилась басня Крылова про лисицу и сыр. Видеть сыр так близко и не иметь возможности его съесть… Перед тем, как лечь спать, я принял душ, сделав воду прохладнее, чем обычно, чтобы хоть немного успокоиться. После душа расправил кровать и забрался под одеяло. Уснуть, зная, что рядом находится девушка невероятной красоты — испытание не из легких. Я ворочался с боку на бок, скрипя кроватью.

Прошел, наверное, целый час в бесплодных попытках отдаться Морфею. Айрис выключила телевизор и тоже пошла в душ. Она не просила меня показать, как им пользоваться, поэтому я решил, что он не сильно отличается от тех, что были в ее мире. Мне хотелось думать, что она не станет пользоваться моим мылом, на котором прилипли мои волосы.

Айрис вышла из душа и направилась в сторону моей спальни. Наверное, хотела спросить что-нибудь про волосатое мыло или мокрое полотенце. Я сделал вид, что сплю, а на самом деле смотрел сквозь прищур. Мне показалось по темному силуэту, замершему в дверном проеме, что она обнажена. Значит, она хотела спросить про сухое полотенце, которого у меня не было.

— Я ничего не вижу, Гордей. Подай голос, — необычным, более низким тембром, отдающимся у меня в животе сладкой истомой, попросила она.

— А? Что? — прикинулся я не понимающим спросонья.

Айрис подошла к кровати и пошарила по одеялу руками, затем резко откинула его в сторону, по-хозяйски нащупала мои трусы и также резко сдернула их с меня. Я впал в коматозное состояние оцепенения, потеряв возможность двигаться. Ее горячее тело обжало меня, как термоусадочный кембрик, и пришло в движение. Это происходило со мной сейчас, но я не верил этому. Ее волосы касались моего лица, мои руки чувствовали ее обнаженную грудь, но мой рассудок, видимо, из чувства самосохранения не давал мне полностью осознать происходящее.

— Крепыш, — Айрис упала рядом со мной, тяжело дыша, после того, как меня перестали бить конвульсии.