Вернор Виндж - Пламя над бездной [сборник]

Но…

— Не сегодня, Болтушка!

Последовал жаркий спор: Болтушка воспроизводила рок-музыку и детские передачи одновременно, притом на высокой громкости. Она и не на такое была способна, иначе шум доставлял бы Хамиду физический дискомфорт. А сейчас это было как слушать дешевый плеер, где звук выкручен на максимум. В конце концов со всего дома сбежались бы соседи с жалобами, но, к счастью для Хамида, ближние квартиры этой ночью пустовали.

Спустя двадцать минут назойливого нытья Хамид сумел переключить интерес Болтушки на «игру в людей». Как и многие домашние животные, Болтушка считала себя ровней людям, но, в отличие от кота, пса или даже говорящего попугая, могла человека уверенно сымитировать. Беда Болтушки была в том, что ей не всегда попадались в этой игре достаточно терпеливые партнеры.

Они уселись друг против друга за кухонным столом. Болтушка выложила передние лапы на столешницу и неуклюже раскинула их. Хамид начинал с какого-нибудь вопроса, не важно какого. Болтушка с умным видом кивала, раздумывая над ответом. На большинство абстрактных вопросов она отвечала полной чушью, имевшей смысл разве что для гадателей на черенках тысячелистника или любителей принимать желаемое за действительное. Ну и что? Хамид бросал реплики в ответ или смеялся, когда Болтушке удавалось ввернуть что-то похожее на шутку. Интонация и темп были совсем как в обычном человеческом диалоге. Не зная английского, легко было решить, что идет непринужденная беседа парочки друзей.

— Как насчет игры в имитацию, Болтушка? Возьмем Джо Ортегу. Президента Ортегу. Можешь?

— Хе-хе. — Смешок Лентяя Ларри. — Не торопите меня! Я думаю. Я думаю.

Играть в имитацию можно было по-разному. Например, повторять слова Хамида голосом другого человека. Больше всего Болтушка любила так забавляться в телефонных разговорах, ведь на другом конце ее на самом деле принимали за человека. То, о чем Хамид попросил сейчас, обещало не меньше удовольствия, если только Болтушка согласится.

Болтушка поскребла челюсть когтем.

— Так, вот что. — Она величественно откинулась в кресле, чуть не соскользнула на пол, но удержалась. — В эти великие времена мы все должны трудиться сообща! — Из недавней речи Ортеги, простое попугайство. Но, отвечая на дальнейшие вопросы Хамида, Болтушка продолжала в совершенстве имитировать президента Срединной Америки. Хамид ржал как ненормальный. Ортега принадлежал к Пятерке возвращенцев, был он человеком невеликого ума, но напыщенным и самоуверенным. Тех крох знаний о мире Вовне, каких он нахватался, оказалось достаточно, чтобы вознести его на вершину мировой власти, и это уже о многом говорило. Ларри Фудзияма сказал бы, что они пятеро — очень крупные рыбки в очень маленьком пруду.

Болтушка обожала такие игры и увлекалась до самозабвения. Замахав лапами в воздухе, она потеряла равновесие и таки свалилась с кресла.

— Упс!

Она вскочила обратно, покосилась на Хамида и покатилась со смеху. Почти полминуты оба не могли успокоиться. Это и раньше случалось; Хамид был уверен, что Болтушка не воспринимает юмора уровня выше клоунских шуточек, но сейчас в ее смехе слышались нотки настоящей, личностной самоиронии.

— О господи! — Она плюхнулась мордой на стол, делая вид, что задыхается от хохота. Передними лапами обхватила свою шею, словно насилу успокаиваясь.

Смех перешел в редкое пофыркивание, а затем утих, сменившись уютным молчанием. Хамид протянул руку и взъерошил жесткую шерстку на лобной мембране Болтушки.

— Ты хорошая девочка, Болтушка.

Темные глаза распахнулись и взглянули на него. Из груди зверюги вырвалось нечто вроде вздоха, так что под ладонью Хамида по шерсти прошла слабая дрожь.

— Конечно, — ответила Болтушка, — конечно.

Хамид оставил шторы частично раздвинутыми, а окно приоткрытым, чтобы Болтушка могла сесть там и выглядывать наружу. Он лег на кровать в темноте спальни и стал смотреть на силуэт Болтушки, очерченный потоками серебряного и золотого лунного света. Нос Болтушка прижала к шторе, а длинную шею вытянула так, что голова и плечевые мембраны смотрели на улицу под удобным углом. Она постоянно дергала мордой туда-сюда на пару миллиметров, словно снаружи ее что-то очень занимало.

В лесу едва слышно стрекотали тараканы, и всё. Болтушка сидела совсем тихо, по крайней мере в диапазоне слышимости Хамидовых ушей. Он был ей за это благодарен. И вправду хорошая девочка.

Он вздохнул, натянул одеяло до носа. День выдался длинный, из тех, что определяют задачи жизни на долгий срок.

Следующие несколько дней придется держаться очень осторожно, не совершать вылазок в Маркетт и Анн-Арбор, не оставлять Болтушку без присмотра. Во всяком случае, защита, предоставленная слизняком, внушает уверенность. «Лучше рассказать Ларри о втором ансибле, чем черт не шутит…» Если «Равна и Когти» поманят этой игрушкой правительство… самый опасный вариант: что бы там федералы ни болтали про ограничения на торговлю с частниками, они своих бабушек на органы продадут во имя общепланетного блага. Слава богу, ансибль у них уже есть или им его пообещали.

Забавно. После стольких лет и мечтаний оказалось, что истинную ценность для внешников представляет Болтушка.

Хамид был приемным ребенком. Как только родители сочли, что он поймет суть этого понятия, так сразу и рассказали. И в те же ранние годы он каким-то образом догадался… что отец привез его из Запределья. Хусс Томпсон сумел утаить это от общества, хотя правительство, несомненно, в курсе и покрывает его. В те ранние годы, когда из Хамида пытались сделать великого математика, тайное знание о собственном происхождении осчастливливало Хамида, ведь он думал, что родители его искренне любят. Он считал, что, коль скоро явился Извне, это дает дополнительную опору свойственному приемышам ощущению собственной значительности, богоизбранности. Он воображал себя принцем-изгнанником. А когда он вырос и прилетели запредельные корабли… Он подумал, что это судьба.

Хамид поступил в спецшколу в восьмилетнем возрасте и поначалу воспринял это как часть своей судьбы. Родители так в него верили, пускай даже тесты не показывали никаких особых дарований… В тот год он, можно сказать, лишился девственности. Он не был гением, что бы там ни твердили предки. Слезы, упреки, настояния. В конце концов мама взяла и бросила Хуссейна Томпсона. До тех пор, пока тот не сдался и не позволил перевести ребенка в обычную школу. Но прежняя семейная жизнь так никогда и не восстановилась. Мама приходила все реже, визиты ее становились все короче, и общаться с ней было все тяжелее. Но минуло еще пять лет, прежде чем Хамид возненавидел отца. Это произошло волей случая: он подслушал разговор старших. Оказалось, что Хуссейна наняли воспитать Хамида именно таким образом: запихнуть его в школу для одаренных детей, искорежить и разрушить его судьбу. Папаша даже не отрицал обвинений мальчика. Он лишь что-то мямлил в свое оправдание, и это было хуже, чем ложь. Если Хамид и принц, то уж точно его враги питают к нему лютую ненависть.