Франсис Карсак - Робинзоны космоса [сборник litres]

Мимо прошла внучка Мишеля, Мартина, как две капли воды похожая, пусть она и блондинка, на мою Мартину. Она и мой внук Клод… Впрочем, это – будущее. Ваше будущее, граждане Объединенных государств Теллуса…

Я знаю, что никто не поверит мне. И тем не менее только я могу сегодня до какой-то степени объяснить события, связанные с необычной личностью Хорка – я хотел сказать, Поля Дюпона, самого выдающегося физика, когда-либо жившего на Земле. Как известно, он погиб одиннадцать лет назад вместе со своей молодой женой Анной во время взрыва в лаборатории. Согласно завещанию, я стал опекуном его сына Жана и распорядителем всего имущества, ибо у него не было родни. Таким образом, в моем распоряжении оказались его бумаги и неизданные записи. Увы, их никогда не удастся использовать, разве что появится новый Шампольон, помноженный на Эйнштейна. Но, кроме того, у меня осталась рукопись, написанная по-французски, которую вам предстоит прочесть.

Я знал Поля Дюпона, можно сказать, с самого рождения, потому что я немного старше и мы жили в одном и том же доме, теперь уже разрушенном, на улице Эмиля Золя в Перигё. Наши семьи дружили, и, насколько я себя помню, я всегда играл с Полем в маленьком садике, общем для наших двух квартир. Мы вместе пошли в школу и сидели за одной партой с первого класса до получения свидетельства о среднем образовании. Затем я выбрал отделение экспериментальных наук, тогда как Поль, согласно воле его отца, занялся элементарной математикой. Я говорю: «согласно воле его отца», инженера-электрика, потому что, как это ни странно для человека, совершившего настоящую революцию в физике, Поль никогда не был особенно силен в математике и вынужден был упорно трудиться, чтобы получить свой аттестат.

Его родители умерли почти одновременно, когда мы с Полем были в Бордо, где я писал свой реферат по естественным наукам, пока он обучался на подготовительных курсах, готовящих к экзаменам в высшие технические школы. Затем он поступил в Высшую электротехническую школу и после ее окончания устроился инженером на одну из альпийских гидроэлектростанций, которой заведовал друг его отца. Я в это время работал над докторской диссертацией.

По правде сказать, он быстро продвинулся – к тому времени, когда с ним приключилось это странное происшествие, перевернувшее всю его жизнь, он был уже заместителем директора. Мы лишь изредка обменивались письмами. Моя должность заведующего сектором на факультете естественных наук в Тулузе не позволяла мне часто наведываться в Альпы, а каникулы я предпочитал проводить в Западной Африке. Словом, свидетелем этого происшествия я стал лишь по чистой случайности.

Возник проект создания еще одной плотины в соседней долине, и мы с профессором Маро́ отправились туда, чтобы изучить этот проект с геологической точки зрения. Так я очутился всего в сорока километрах от гидростанции, где работал Поль, и воспользовался этим, чтобы нанести ему визит. Он принял меня с искренней радостью, и мы весь вечер проболтали, вспоминая наши школьные и студенческие дни. Он говорил также и о работе, которая его живо интересовала, о проектируемой гидростанции и даже рассказал о своем недавнем романе, впрочем быстро закончившемся.

Но ни разу – повторяю, ни разу – он не упомянул ни о чем, что относилось бы к теоретической физике. На первых порах он был довольно-таки холодным и недоверчивым, а узнав человека получше, либо совершенно замыкался в себе, либо, напротив, раскрывал всю свою душу, становясь наиприятнейшим собеседником; однако я возьму на себя смелость утверждать, что я был единственным его закадычным другом. Я ничуть не сомневаюсь в том, что, если бы тогда он уже занимался теми исследованиями, что обессмертили его, он бы дал мне это понять, пусть даже и намеками. На следующее утро я имел возможность наблюдать, как он копается в своих конспектах, и хотя я далек от математики, все же могу утверждать, что эти записи говорили о квалификации неплохого, но не более того, инженера-электрика.

Я приехал к нему в понедельник, двенадцатого августа, и намеревался отправиться через день, но он настоял, чтобы я остался у него до конца недели. Происшествие случилось в ночь с пятницы на субботу, если быть точным – в двадцать три часа сорок пять минут.

Весь день стояла удушающая жара. После полудня я устроился под молодым вязом, затенявшим небольшой сад, и принялся приводить в порядок свои геологические заметки. Часов в пять вдалеке, на востоке, загрохотал гром, небо быстро заволокли тучи, и к семи часам стало совершенно темно – над горами разразилась гроза. Поль прибыл примерно через полчаса под проливным дождем и, как мне показалось, был весьма обеспокоен тем фактом, что не все молниеотводы на станции расположены достаточно высоко.

Мы поужинали почти в полном молчании, и он извинился передо мной, сказав, что ночь ему нужно провести на работе. Около половины девятого я помог ему натянуть промокший плащ, затем поднялся в свою спальню. Я слышал, как от дома отъехал его автомобиль.

В десять я лег и уснул. Спал я плохо. Несмотря на прошедший в семь часов ливень, стояла все та же удушающая жара, а воздух, проникавший в комнату через открытое окно, напоминал сенегальский. Было двадцать три тридцать, когда меня разбудили необычайно мощные раскаты грома.

Дождь еще не начался, но среди бегущих по небу черноватых, чуть пообтрепанных ветром туч то и дело сверкали молнии.

Дом Поля стоял над долиной, и сверху я видел, как молния трижды ударила в опоры как раз перед входом в здание электростанции. Слегка обеспокоенный, я хотел было позвонить Полю и поинтересоваться, все ли у него в порядке, но потом отказался от этой мысли, решив не мешать ему в тот момент, когда у него, вероятно, и без меня хватало забот. Я смотрел в окно, любуясь восхитительным зрелищем.

По силе и мощи эта гроза превосходила все то, что я когда-либо видел во Франции, – нечто подобное мне доводилось наблюдать лишь в тропиках.

Внезапно прямо на электростанцию с неба опустился язычок фиолетового пламени. На сей раз это была уже не молния, а как бы длинный разряд электричества в трубке с разреженным газом, но усиленный тысячекратно! Фантастический огненный столб поднимался в небо и терялся в подрагивающих на манер расстроенной люминесцентной трубки облаках. Все те десять секунд, что длился этот феномен, я слышал, вместо мощных и сухих раскатов обычного грома, нечто похожее на шуршание мнущегося шелка.