Лоис Буджолд - Цветы Форкосиган-Вашнуя

Поэтому он ушел в отставку. Построил себе старомодный дом в стиле лучших образцов времен его детства, возвел его на огромном участке в той географической зоне, где родился, и укрылся в нем, как укрывается в раковине краб-отшельник. Журналисты и историки на некоторое время сделали капитана Дюбаора объектом преследования, но он защищал свое уединение с непреклонной последовательностью.

В его-то уединенное убежище Анайя и направилась на следующий день после разговора со странным заказчиком. Возле ворот в силовом экране никого не оказалось. Впрочем, в этом не было ничего необычного, поэтому она спокойно вошла и отправилась на поиски хозяина, которого так и не смогла предупредить о своем приезде. День стоял ясный и жаркий, поэтому женщина принялась обыскивать окрестности дома. Чалмис часто повторял, что годы, проведенные взаперти в металлических коробках, несущихся в пространстве, наградили его клаустрофобией. Анайя подметила, что это состояние проявлялось у него в хорошую погоду и исчезало в пасмурную; его страсть к прогулкам никогда не оказывалась настолько сильна, чтобы терпеть дискомфорт. Минут через пятнадцать систематических поисков Анайя обнаружила его в уголке сада среди цветов изумительной красоты.

Сад Чалмиса тонул в сиянии летнего дня, напоминая коралловый риф, экзотический по форме и расцветке. Жужжание насекомых, пронизывающее мягкую и теплую атмосферу, подчеркивало тишину и делало ее почти осязаемой. Дорожка, выложенная белыми до боли в глазах мраморными плитками, вилась мимо клумб высоких летних цветов в направлении группы старых дубов, что башнями возвышались в дальнем конце участка и создавали островок прохладного полумрака. Чалмис сидел на скамейке в их тени, невозмутимый как ламантин, и наблюдал за гостьей, идущей к нему по белым плиткам. Это был мужчина крепкого сложения, среднего роста и возраста. Поседевшие на висках светлые волосы он зачесывал назад над широким лбом. Округлое лицо казалось бы мягким, если б не проницательные до мурашек серые глаза.

В сверкающем красками саду Анайя смотрелась как нечто чужеродное, напоминая ночное существо, внезапно извлеченное из укрытия на яркий дневной свет. Эффект усиливала ничем не смягченная чернота ее одежды: поблескивающий антрацитом комбинезон и кожаные сапожки. Все это вполне соответствовало кондиционированному помещению, которое она покинула сегодня утром.

— Итак, — буркнул Чалмис, не потрудившись встать при ее приближении, — откуда ты взялась и как вошла?

— Из Рио, сегодня утром, — ответила она, нимало не смутившись подобным приемом. — Как я поняла, ты не стер отпечаток моего голоса из аппаратуры ворот после моего последнего визита. И это хорошо, иначе я, наверное, до сих пор стояла бы там, ругалась и ждала, пока твой повар ответит, если услышит. — Она уселась рядом, и он извинился за холодную встречу поцелуем. — Я оставила на твоем автоответчике сообщение, что приезжаю, но, как видно, зря. Прилетела на шаттле в Торонто, а там наняла легкий флайер, чтобы добраться сюда.

— Тебе повезло с погодой, — заметил он.

— Да, полет был приятным. Слушай, я заметила много новых полей на той радиоактивной полосе к северу…

— Кливленд, — сухо прервал он. — Там сейчас выращивают много масличных культур, используя устойчивые к радиации гибриды. Подсолнечник, который воистину светится.

Он по-крокодильи моргнул и принялся ждать, когда гостья объяснит причину своего появления. Анайя обвела взглядом пышный сад.

— А твоим цветам неплохо живется, — позавидовала она.

Послышалось негромкое жужжание, и на ее ногу опустился кузнечик.

— Ай! — взвизгнула она, стряхивая насекомое.

— Они не кусаются, — улыбнулся Чалмис.

— А выглядят так, точно могут укусить. Зачем ты развел в саду столько живности? Тебе и так приходится постоянно держать силовое поле включенным, чтобы не пробрались москиты.

— Ты рассуждаешь в точности как мой садовник. — Он задумчиво помолчал. — Ностальгия, наверное. Когда я рос в этих краях, кузнечики и лето были неразделимы. Но, должен признать, послевоенные насекомые — явление совершенно иное.

Несколько минут никто из них не нарушал тишины. Чалмис заговорил первым, облегчая ей объяснение:

— Как нынче идут «ощущалки»? Ты небось от кредиторов сбежала?

— И да, и нет, — улыбнулась она. — Вообще-то бизнес идет неплохо. «Триада» продается хорошо. Перуанская «Лига морали» ее запретила, и это здорово оживило продажу. Мой дистрибьютор в Рио был этим весьма доволен — не удивлюсь, если узнаю, что он сунул кому-то взятку, чтобы ее включили в «черный» список. Теперь он хочет, чтобы я сделала продолжение. Я даже подписала контракт.

— А я думал, что все «ощущалки» — порнография, — сообщил изумленный Чалмис.

— Нет. Некоторые сочинители работают для подростков, — серьезно пояснила она, сразу усевшись на любимого конька. — Но приставки для воспроизведения снов есть лишь у немногих детей, так что этот рынок ограничен. Я сама подумываю сочинить нечто подростковое о Колонии Бета — если сумею выкачать из тебя достаточно подробностей для общего фона.

— Любопытная идея. А сможешь ли ты сочинить четко детализированный сон о месте, где никогда не была и вряд ли когда будешь?

Она пожала плечами.

— Будущие зрители тоже там не были, поэтому никто не станет придираться к подробностям. Ты единственный, кто сможет меня раскритиковать, но ты снов не сочиняешь. И даже не смотришь.

— И слава Богу! Я испытываю непреодолимое отвращение к мысли напичкать свои мозги электродами. — Он указал на два серебряных кружка на висках Анайи. — Тут, несомненно, сказывается мое древнее американское воспитание.

— Ты неисправимо старомоден, — ответила она, ничуть не обидевшись. — Но все же… операция по вживлению имплантата для воспроизведения записей намного проще, чем вживление имплантата для сочинителя. И совершенно безболезненна. Зато потом ты сможешь покупать мои работы.

— Умоляю, не искушай меня. Я возражаю вовсе не против боли, тут дело принципа.

— Как хочешь. В любом случае я прилетела в такую даль не для того, чтобы рекламировать аппараты для просмотра «ощущалок». Я задумала одно исследование…

— Для эротического сна? Дорогая, так это здорово! Буду счастлив тебе помочь.

Он церемонно поцеловал ей руку. Она улыбнулась и отняла ее.

— Сумасшедший. Впрочем, мы можем заняться и этим. На самом же деле я хотела спросить, не могу ли остаться здесь на неделю или две, чтобы закончить одну работу? Дома мне буквально не дают покоя.

— Ага. Значит — не кредиторы. Так ты сильно просрочила контракт?

— Есть немного. Если честно… на несколько месяцев. И мой дистрибьютор уже грозится принять меры. — Она попыталась изобразить невинную жертву.