Франсуа Баранже - Dominium Mundi. Властитель мира [litres]

– На самом деле есть еще один возмутитель спокойствия: Танкред Тарентский… Этот человек доставляет нам значительное беспокойство. Полагаю, придется применить к нему исключительные меры.

– Какого рода меры?

– Например, отдать под суд, скажем… как бунтовщика.

Петр Пустынник устало покачал головой:

– Вам же известно, что это невозможно. Он метавоин, элита нашей армии. Отдать его под трибунал означает косвенным образом согласиться с тем, что самые незапятнанные солдаты Господа могут быть замараны, что и их может коснуться разложение. Это скажется на моральном духе войск, и последствия будут намного пагубнее, чем сегодняшняя ситуация. Вы в курсе, до какой степени люди рассчитывают на эти подразделения, чтобы выиграть войну.

Ну конечно мне известно, раздраженно подумал Роберт. Перестань разыгрывать святую наивность, ты прекрасно знаешь, к чему я веду .

– В таком случае, – снова заговорил он, – разве нельзя придумать что-то более радикальное и… анонимное? Нечто более окончательное.

– Хм… Мы ступаем на почву, которая мне категорически не нравится.

Я прекрасно знаю, что ты не желаешь марать руки, жалкий проповедник. Но можешь не беспокоиться, меня-то это не смущает.

– Я понимаю, Петр, что вашему чистому и возвышенному духу претит применение подобных методов, но иногда такова цена правосудия Божия.

– Не стоит давать мне уроки теологии. Вопрос в другом. Молодой Тарент – племянник одного из военачальников крестового похода, а главное, он один из шести тамплиеров на борту. Такое положение вещей делает любое выступление против него довольно рискованным. Если по роковой случайности Совет тамплиеров увидит в подобных действиях сознательную попытку с нашей стороны ограничить их свободу маневра, мы окажемся с еще более серьезной проблемой на руках.

Роберт ощутил прилив презрения к этому тупице, который мыслит себя тонким политиком.

– Если только… – начал он, стараясь, чтобы в его тоне не сквозило пренебрежение, – если только Танкред не будет дискредитирован до такой степени, что даже Совет тамплиеров окажется вынужденным осудить его.

– Вы принимаете желаемое за действительное. До сих пор Танкред не давал основания считать его настолько глупым.

– Возможно, нам удастся форсировать события в нужном направлении…

Священник покачал головой, показывая, что его не так легко провести:

– Как вы уже попытались сделать неделю назад в третьем тренировочном куполе?

– Не понимаю, на что вы намекаете, многоуважаемый…

Интересно, есть ли пределы лицемерию этого человека? – подумал Петр.

– Не играйте со мной в эти игры.

– Вас не должны отвлекать такие мелочи, Петр, вам следует беречь себя для высоких дел, для достойных вас задач…

– Ох, не раболепствуйте, это раздражает! Я знаю, на что способны ваши люди, и терплю это исключительно потому, что они служат святому делу! Только не пытайтесь меня убедить, что таковы и ваши мотивы. Территориальная распря между вами и родителями этого молодого человека – вот единственная причина, по которой вы желаете дискредитировать его или… обезвредить.

Пока Роберт готовил ответ, полный оскорбленного достоинства, в комнате прямо позади них внезапно появился какой-то человек – бесшумно, словно порожденный самой тенью. На нем была длинная черная ряса с низко надвинутым на лицо капюшоном, так что оставался виден только лишенный растительности подбородок. Собеседники вздрогнули в своих креслах.

– Клянусь всеми святыми! – воскликнул недовольный Петр. – Я бы вас попросил воздержаться от эффектных появлений, солдат!

За его словами последовало долгое молчание. Видение не двигалось и даже не шевелилось. Высокий рост делал его несоразмерно огромным по сравнению с двумя сидящими мужчинами. Наконец послышался голос, медленный и сиплый, – одного этого хватало, чтобы тело покрылось гусиной кожей.

– Вы звали меня.

– Да, – ответил Петр, – я вас звал. – Он жестом указал на кресло. – Садитесь, прошу вас, нам нужно поговорить.

Ряса не шелохнулась. Кожа на видимой части лица была белой и гладкой, словно у пластикового манекена, а едва угадывающиеся губы – мясистыми, почти женственными. Петр замешкался, не зная, как себя лучше повести: испытать свою власть над этим человеком, постаравшись все-таки заставить его сесть, или же сделать вид, будто это не важно. И выбрал второй вариант.

– Мы как раз говорили о вас, – сухо начал он. – О том, что ваши… необузданные поступки сеют смятение в умах многих людей. Вы не могли бы вести себя более сдержанно?

Тот, к кому были обращены эти слова, снова несколько секунд помедлил, прежде чем ответить. С момента его появления комната казалась менее освещенной.

– Мне поручена миссия особой важности. Ничто не должно помешать мне ее выполнить.

– Что-то я не припоминаю, чтобы убийства невинных когда-нибудь составляли часть вашей миссии на борту. Нам достаточно сложно и без ваших неосмотрительных действий поддерживать порядок в войсках. Поэтому с настоящего момента будьте добры обуздать себя и держаться скромнее, иначе нам придется принять меры, чтобы ограничить ваши передвижения.

Испытывая чувство неловкости и не вмешиваясь, Роберт забился поглубже в кресло и оттуда наблюдал за сценой. Он был вынужден признать, что Петр произвел на него впечатление своим обращением с призраком. Но может быть, дело тут не в смелости, а в неведении того, на что способны усиленные швейцарские гвардейцы. Петр в ожидании ответа бестрепетно смотрел на тень. Из-под капюшона раздался сиплый голос:

– Миссия превыше всего. Ничто не должно ей препятствовать.

Если прежде человек в черном смотрел в никуда, в пространство между двумя сидящими, то теперь он всем телом повернулся к Петру:

– Ничто …

Внезапно случилось что-то, отчего Петр словно рухнул в пустоту. Он почувствовал чудовищное головокружение, зрение помутилось. Его охватил страх, проникший в самую глубину его существа. Он закричал и вцепился в подлокотники. Потом все внезапно прекратилось – так же быстро, как началось. Он стал бледен как полотно и едва дышал.

Петр вскочил.

– Никогда больше так не делайте! – крикнул он, уставив на рясу палец. – Даже не вздумайте еще хоть раз применить ко мне свою дьявольскую технологию! Иначе никакая особая важность вашей миссии не защитит вас от моего гнева!

Тот, невозмутимый, ничего не ответил. Его губы почти полностью скрывал низко надвинутый капюшон, но Роберт мог бы поклясться, что на них мелькнула саркастическая усмешка.

Все так же без малейшего шума он развернулся, покинул помещение и растворился в породившем его мраке.