Франсуа Баранже - Dominium Mundi. Властитель мира [litres]

Конец путешествия приближался, а дни, казалось, растягивались и все медленнее текли в умах людей, чье возбуждение – как и опасения – росло в обратной пропорции. Все разговоры теперь крутились только вокруг высадки или первых намечавшихся сражений, порождая еще бо́льшую нервозность, пронизывающую все социальные слои и все иерархические уровни армии, как будто «Святой Михаил» превратился в огромное горячечное животное, сотрясаемое невротическими спазмами.

Хотя тренировки и учения были значительно сокращены, чтобы у солдат не появилось одержимости собственной подготовкой, многие из них часами просиживали над учебными пособиями и инструкциями, маниакально штудируя все, что только было написано по поводу различных этапов высадки.

Танкреда это возбуждение не коснулось.

Трагический день его разжалования миновал уже две недели назад. Две недели, в течение которых ему пришлось терпеть взгляды окружающих, работая с собственным подразделением в новом звании младшего лейтенанта. Тем не менее перемена его статуса была воспринята подчиненными куда лучше, чем он опасался. Большинство из них даже выразили поддержку, которая согрела ему сердце, засвидетельствовав тем самым, что для них намного важнее его человеческие – и командирские – качества, нежели юридические разборки. Однако несколько человек подали прошения о переводе в другие подразделения, и Танкред не стал возражать, особенно когда речь зашла об Арделионе и его приспешниках. Они вступили в Legio Sancta.

Чтобы забыть о произошедшем – а главное, чтобы забыли о нем самом , – Танкред полностью погрузился в подготовку своего подразделения, стараясь уделять такое же внимание, что и раньше, тактическим тренировкам и спортивным упражнениям. Сосредоточившись до полного изнеможения на физических нагрузках, он обеспечивал себе к вечеру глубокую и здоровую усталость, что позволяло ему обрести подобие умиротворения. Таким образом меньше чем за месяц до прибытия на Акию он достаточно овладел собой, чтобы вновь обрести уверенность в том, что он контролирует течение своей жизни.

В соответствии с принятым решением он прекратил общение с Альбериком и другими бесшипниками Сети, – впрочем, ни один из них и не искал с ним встреч. Даже Льето отчасти поплатился за этот глобальный пересмотр жизненных установок. Танкред предпочел держать некоторую дистанцию между собой и молодым фламандцем, слишком тесно связанным с трагическими событиями, повлекшими за собой его опалу. Они по-прежнему общались, но теперь уже не так тесно.

Танкред подозревал, что друг переживает, но для него самого это было вопросом выживания: именно стремление восстановить справедливость в отношении Льето и стало главной причиной его падения, и каждый раз, когда они виделись или разговаривали, старые раны открывались вновь. Если Льето и страдал, он никак этого не показывал и даже с обезоруживающим пылом продолжал поддерживать своего лейтенанта.

А вот Энгельберт, похоже, проявлял полное безразличие. Может, в нем еще была жива обида на брата за слишком теплую дружбу, связавшую того с Танкредом? Как бы то ни было, казалось, его не волновало настроение ни того ни другого.

Отныне единственной истинной отрадой Танкреда были часы, проведенные с Клориндой. Вынужденные скрывать свою связь, они не могли видеться слишком часто, но она постоянно занимала его мысли. По мере того как их отношения становились все глубже, закаленный солдат не переставал с восторгом поражаться тому везению, которое позволило ему встретить на своем пути такую женщину. Женщину, которая идеально ему подходит и понимает его так же, как он ее. После стольких лет ожидания подобной встречи он уже разуверился, что ей суждено когда-нибудь произойти. И теперь он упивался каждым проведенным рядом с Клориндой мгновением, как голодающий, оказавшийся за ломящимся от яств столом.

Однако над этой идиллией сгущались тучи. Война близилась, а его избранница была воительницей. Он знал, что очень скоро ему предстоит ежедневно тревожиться за нее и очень скоро он испытает то, что переживала его семья всякий раз, когда он отправлялся на фронт.

8 октября 2205 ОВ

– Срань господ… хм… просто срань! – зашелся прапорщик Юбер. – Вы все сейчас же уйметесь, иначе, клянусь, вам мало не покажется!

В вагоне тубы, уносящем 78-е смешанное пехотно-кавалерийское подразделение к пункту назначения в одном из отделяющихся модулей корабля, гомон немного стих, однако после приказа о финальном развертывании сил люди были настолько возбуждены, что, к великой досаде прапорщика, стали практически неуправляемы.

Хотя время тянулось все медленнее, полет в конце концов завершился, и теперь «Святой Михаил» кружил на орбите в 450 километрах над поверхностью второй планеты альфы Центавра А.

Ее колоссальный диск отныне представлял собой единственное зрелище, которое можно было наблюдать с борта корабля. За несколько дней, прошедших до приказа о развертывании, у каждого была возможность наглядеться на поразительную картину нового мира.

Огромные пустынные пространства, иногда перемежаясь оранжевыми или алыми вкраплениями там, где облачные полотнища набрасывали тень на безводные котловины, окрашивали в насыщенный желто-охровый цвет бо́льшую часть поверхности планеты; горные цепи высоко вздымали свои пики, чья молочная бледность свидетельствовала о покрывающем их, несмотря на общую скудость воды, тонком слое снега. Единственной цветовой переменой в этом рыжем океане были зеленые борозды, словно следы неуверенных когтей, кое-где исполосовавших поверхность, указывая на зажатые в глубине долины, где царил умеренный климат и растительность, защищенная от безжалостного центаврийского солнца, смогла отвоевать себе право на существование. Тем не менее множество таких долин все-таки не устояло под напором пылающих лучей и в конце концов высохло, являя теперь ту же бесплодную картину, что и весь окружающий пейзаж, – извилистые шрамы, расползшиеся на сотни километров.

С такой высоты Акия Центавра представлялась гигантским шаром из продуваемого всеми ветрами пересохшего камня.

Неделю назад, когда корабль готовился к последнему сближению, всем пассажирам было приказано занять свои ячейки, чтобы компенсирующее поле обеспечило безопасность прохождения завершающей фазы торможения. Боковые реакторы «Святого Михаила» включились, чтобы развернуть корпус. Процедура долгая и деликатная, в конце которой снова пришли в действие Адовы Пасти – на этот раз, чтобы замедлить корабль. Маневр был выполнен успешно, а последующая корректировка траектории позволила вывести «Святого Михаила» на окончательную орбиту.