Лана Кузьмина - Холодное одиночество космоса [litres самиздат]

Я открыло глаза, потянулось, вытянуло все свои двенадцать конечностей и побежало по блестящей гладкой поверхности. Звонко застучали коготки, на триста шестьдесят градусов завращались сетчатые глаза. Холодно. Намного ниже температуры бурлящей воды. И слишком ярко. Как десять шаров в небе Аи. Я поёжилось, остановилось, свернулось в клубок и замерло, пытаясь согреться.

Большое и серое с пятью отростками выскользнуло из-за угла. Странное. Два отростка на поверхности, два других висят в воздухе. Сверху ещё один – круглый деформированный с клочком шерсти. Впереди всего два глаза.

Уродливое существо приблизилось, повертело верхним отростком, выпустило воздух из отверстия под неподвижными глазами. Я распрямило конечности и дотронулось одной из них до нижнего отростка. Перед глазами побежали картины: тепло. Намного ниже температуры бурлящей воды, но я думает, что всё равно тепло. Повсюду цвет камня Иу. На тонких прутиках плоские мягкие… Я не могло подобрать слов. Они дрожат на ветру, некоторые падают вниз. Внизу точно такие же, но без прутиков.

Наверху небо совсем как над Аи, только цвет насыщенней. На нём всего один шар, но ярче в тысячу раз, чем три шара родной планеты. Я больно от переизбытка цвета, яркости неба и шума вокруг. Я видит, как подбегает ещё одно уродливое существо точно такое же, как здесь, в реальности. Только шерсть на верхнем отростке длинней. Существо издает странные клокочущие звуки, но отчего-то эти звуки кажутся приятными.

Это уже слишком! Я отдёрнуло конечность и забилось в угол. Нужно успокоиться и переварить увиденное.

Вот бы оказаться дома! Под тусклым небом Аи. Я с тоской вспомнило свою башенку, самую высокую на поляне. Я строило её больше трёхсот семидесяти миллионов ударов сердца. Зато теперь все десять из семейства могут вольготно висеть сцепившись конечностями, не касаясь почвы. И все вокруг знают, что я построило самую высокую башню и я уважают за это. Все хотят сцепиться с я. Через пять миллионов ударов сердца башня вырастет ещё немного, и они смогут породить одиннадцатого.

Я вздрогнуло, вспомнив, что сейчас оно внутри странного холодного предмета и неизвестно, сможет ли когда-нибудь вернуться домой. Зачем только оно забежало в эту громадную штуку? Я стало одиноко и немного страшно. Я подбежало к существу, прильнуло к нижнему отростку.

В коридоре зашумело. Показались двое. Один лохматый, с круглыми как арка ногами и длинный как прут второй.

– Дурацкий корабль! – бросил зло первый. – В моё время автопилот требовался лишь иногда, а сегодня всё так автоматизированно, что нет никакой охоты быть капитаном. Верно, Глеб?

– Ты говоришь это мне, штурману? – усмехнулся тот, пытаясь стряхнуть на пол я. Вроде нет ничего, а мешается. – Знаешь ведь, что это традиция. На каждом корабле должна быть такой же состав команды, какой был когда-то на старинных судах.

– Только у доктора всегда есть работа! – усмехнулся капитан и посмотрел на лохматого.

Тот устало опустился на пол, зевнул:

– Отнюдь. Вы все здоровы как быки. Иначе не отобрались бы для такого долгого полёта.

– Здоровы, говоришь? – возразил капитан. – А что делать с этим?

Я видело, как он приподнял плотную паутину, обволакивающую нижний отросток. Под ней виднелось чёрное мохнатое пятно. – И такое у каждого на этом корабле!

– Поправочка! – отозвался Глеб. – у меня нет. Было и исчезло само собой.

– Вот, доктор, изучай, исследуй! – начал заводиться капитан. – И побыстрей! Пока мы все тут не сыграли в ящик! И этого вон проверь! – кивнул в сторону Глеба.

– Изучали уже. Со всех сторон изучали, – доктор вздохнул. – Осталось только на кусочки распилить. Ничего. Вся лаборатория без сна работала…

– Вот уж кому есть, чем заняться, – решил Глеб.

– Всё из-за той чёртовой планеты с пауками, – капитан почесал затылок. – Сдаётся мне, в них всё дело. Нужно было захватить парочку.

– Вы же знаете, – возразил доктор, – что конвенция об исследовании планет прямо запрещает забирать с собой живых существ. В конечном счёте они могут быть разумными, а это уже похищение. Пробы грунта, воздуха, воды и прочего разрешено, а вот живых существ трогать не смей!

– Мне вот интересно, – капитан даже покраснел от гнева, – мы одни такие чистенькие? Или других дураков полно? Сдаётся мне, видел я в нашем зоопарке пару сильмурилианцев. А тут какие-то пауки!

– Строго говоря, не пауки, – не унимался доктор, – у пауков восемь ног, а у этих гораздо больше. Ещё и шерсть у них…

А что касается сильмурилианцев, то давно решено, что разума у них не больше, чем у мыши, пусть даже и выглядят они как ждуны из старинных мемов. Нахождение же их в зоопарке обусловлено редкостью вида и попыткой восстановить популяцию.

– А потом их выпустят в естественную среду обитания? – капитан расхохотался. – Снарядят корабль и отправят? Держи карман шире!

– Вы предвзято относитесь к людям…

– Какой же вы зануда, доктор! – Глебу наскучил разговор, и он, зашагал прочь. – Займитесь делом! Книгу почитайте, что ли.

– Не могу! – доктор достал из кармана свёрнутую в рулон читалку, взглянул на неё устало. – У меня от книг тоска. Они все про Землю.

Я задремало, на повороте с лёгким стуком слетело с нижнего отростка и быстро отбежало в сторону. Глеб обернулся – никого. Нагнувшись, почесал отросток.

Я стало любопытно и я пригляделось: на верхних конечностях какие-то щупальца, по пять на каждом. Сам отросток сгибается лишь посередине. Бедный! Такими только и можно, что чесаться. Для остального они бесполезны. Даже башни ими не построить.

Эх, сцепиться бы хоть с кем-то! Я представило свою поляну, убегающие за горизонт небесные шары, собравшееся в гигантской сцепке сообщество. От одного к другому плывут образы увиденного за тридцать тысяч ударов сердца. Каждый стремится показать самое удивительное. Ведь умение находить удивительное даже престижней умения строить башни.

В этом всё дело. Я построило самую высокую башню, но в историях было не сильно. Зато Три Белых Полоски каждый раз приводило сообщество в изумление. Я тоже иногда заходилось в экстазе от картин, которые передавало Три Белых Полоски. Считали, что тот не видит того, что передаёт, а формирует новые картины из прежних впечатлений. В сообществе я такого больше никто не мог.

То огромное, шумное, опустившееся за камнями Иу напугало всех. Только я побежало навстречу удивительному, тому, что никто не увидит вблизи кроме я. Все забудут про Три Белых Полоски. Только я стану предметом зависти, строитель самой высокой башни и показчик самых удивительных картин.

В огромном предмете образовалась дыра, из которой полезли большие неуклюжие существа. Одно из них, (потом я узнало, что это Глеб), выползло первым и открутило себе голову. Под ней оказался короткий розовый отросток с двумя неподвижными глазами.