Надежда Силантьева - Как космонавт на корабле чёрта повстречал

Не люблю долгих вступлений, скажу только то, что я – космонавт, поэтому начну свой рассказ с того момента, когда меня, после длительной подготовки, отправили в крайнею экспедицию на одномодульную обитаемую орбитальную станцию «Кантара».

Почему «крайнею» потому, что мне на станции предстояло провести долгих 232 дня, после которых я со спокойной душой, должен был уйти на заслуженную пенсию.

Станция «Кантара» была выведена на орбиту в 1987 году. Она была в виде космической лаборатории на которой проводились научные, технологические и биологические исследования в условиях невесомости.

Станция предусматривала полностью автоматизированный цикл управления кораблем. На ней всё было устроено так, чтобы космонавт, попавший на станцию спокойно занимался исследованиями и не отвлекался на управление.

И только при отказе автоматики, космонавт должен был перейти на ручное управление, но такие случаи, встречались крайне редко и можно было за это не переживать. А вот за что стоило переживать, так это за одиночество и длительность таких экспедиций.

За всё время проведенное на орбите «Кантару» посетили 140 человек. К станции было осуществлено 38 пилотируемых и 61 беспилотная миссия. На землю было передано почти 1,8 терабайта научной информации, включая фотосьемку 130 миллионов квадратных километров земной поверхности.

Но, всему приходит конец. Эта миссия для «Кантары» была тоже крайней, по истечении которой, она должна была быть утоплена в Тихом океане.

Мой корабль «Астрал-33» стартовал точно по графику со стартового комплекса в Байконуре и я был успешно доставлен на борт станции.

Первые несколько дней я боролся с так называемой «космической болезнью». Жуткие головные боли, отсутствие нормальной координации и полная потеря ориентации в пространстве – это только малая часть того, что испытывает человек, попавший на орбиту.

Эти дни всегда предусмотрены программой полёта и космонавту разрешается, так сказать «ничего не делать». Но, после того, как состояние организма приходит в норму, космонавт должен жестко соблюдать режим дня.

Мой день был расписан по часам: ранний подъем, завтрак, научные эксперименты, обед, фотосъемка, два часа занятий спортом, ужин и 8 часов сна. И так день за днём.

Если я успевал, например, провести научные эксперименты быстрее, отведенного мне времени, и у меня оставалось в запасе ещё несколько минут, я просто думал о своей жизни.

Со стороны это смотрелось так, будто бы я завис в воздухе. Я висел в невесомости, по центру станции, а в моей голове пролетали тысячи воспоминаний о земной жизни, от которых на лице появлялась непроизвольная улыбка.

Так и прошло две сотни дней, в бешенном рабочем ритме. За это время я закончил все намеченные исследования и мне оставалось выполнить только программу полёта.

Теперь я переходил на свободный график и мог распределять время по своему усмотрению. Единственное, что я должен был обязан делать, так это каждые два часа связываться с землёй и докладывать про работоспособность станции.

Я так измотался за всё это время, что мне ничего не хотелось делать. Да и мысли, о предстоящей пенсии, вовсе меня расслабели.

Также у меня обострились проблемы со сном. Космонавтам вообще сложно привыкнуть ко сну на орбите, ведь космонавт ежедневно встречает 16 восходов и закатов солнца.

Я много видел космонавтов, которые легко приспосабливались и спокойно спали, но я был большим исключением. Меня постоянно укачивало и я принимал большие дозы мелатонина, который хоть как-то помогал мне уснуть.

В минуты бодрствования, что я только не делал, чтобы как-то скоротать время и не сойти с ума.

Например, я смотрел в иллюминатор и считал количество космических объектов, рядом пролетавших со станцией. Если я насчитывал чётное число, то это означало, что жена меня любит и ждёт, а вот если нечётное, то – наоборот.

Те эмоции, которые я испытывал при выпадении нечётного числа, как то помогали разнообразить мою жизнь. Я злился, испытывал чувство дикой ревности, потом снова злился. Далее старался успокоить себя, объяснить, что это всё мои предрассудки, что меня любят и ждут, так и пролетал незаметно день.

Одним из моих излюбленных занятий, пожалуй, как и у любого человека находящегося на земле, было – вкусно покушать.

Каждый раз, когда я открывал, специально оборудованный холодильник, я пытался найти тюбик с такой едой, которую не ел вчера.

Я долго и внимательно перебирал эти тюбики, растягивая удовольствие, но всегда выпадала та еда, которую я уже ел за время проведённое в полёте. За исключением одного единственного дня, который перевернул всё моё сознание.

Я, как обычно, на протяжении долгого времени, рассматривал попадающиеся мне в руку тюбики с едой. Всё одно и тоже, то пюре, то рагу, то какое-нибудь не вкусное брокколи.

Я снова и снова рыскал рукой в холодильнике, в надежде найти, что-то новое, ну или хотя бы то, что я не ел последние две недели. И тут я нащупал тюбик, который чем то отличался по весу и сразу привлёк моё внимание.

Незамедлительно вытащив его, я прочитал название еды и пришёл в дикий восторг. Глазам своим не веря, на нём было написано «Борщ».

Безусловно, это был «подарок судьбы», так как последний раз я ел борщ дней сто назад, ещё в самом начале полёта. Открыв крышку драгоценной находки, и немного выдавив содержимое тюбика, я увидел ярко-розовый цвет, так называемого борща.

Обычно, цветовая гамма моей еды не была такой яркой. Но это меня не остановило, и я не медля его съел. Мне он показался таким вкусным, как будто бы я побывал в ресторане, но через две минуты мне стало не по себе.

Было такое странное ощущение, будто бы я съел снотворное. Я стал медленно моргать. По всему телу пошло расслабление. Я чувствовал, как руки мои становятся ватными.

Я всё понимал, был в сознании, но тело моё не шевелилось, и при всём при этом я не испытывал, какой-то паники или страха, просто висел в центре станции в невесомости.

Вдруг неожиданно, я резко пришёл в себя. Мне показалось, будто бы кто-то постучался. Я понимал, что находясь в космосе, услышать какие-либо звуки – невозможно, поэтому я спокойно выдохнул, оттолкнулся и приблизился к мониторам.

Но от увиденного я пришёл в оцепенение. С внешней стороны станции, возле люка шлюзовой камеры, находился космонавт в скафандре.

Я тут же попытался связаться с землёй. Видимо, пока я был не в себе, планы поменялись и ко мне отправили смену, но передатчик не издал каких-либо звуков.

Я снова посмотрел на монитор. Космонавт махал рукой, давая мне понять, что он как бы хочет войти внутрь.