Н. А. Лето - Космическая цена [litres самиздат]

19 апреля.

– Все жизни уникальны, неповторимы, единственны в своей природе. Бесспорно, красивы, как это алое зарево, которое я вижу в маленьком окошке иллюминатора уже седьмые сутки. Но знаете, всех нас объединяет одно. То само злополучное маленькое пятно на кипельно белой поверхности космического корабля, которое по сути своей лишь маленький кусочек, где каким—то чудом облупилась краска. Имя этому – эгоизм. – Время на записи кассеты номер 3 неумолимо бежало. Отведённые двадцать минут были на исходе. – Все мы твари, эгоистичные по своей природе. Желающие счастья и блага только себе. Вот именно так и формируется наша "индивидуальность". Чистой воды грязь, покрытая белой краской. Как виниры на моих уж пять лет как гнилых зубах. – Он отводит мокрые волосы со своего лба трясущейся рукой. – Я весь гнилой. Гадкий. Мерзкий. Может быть и славно, что меня не станет? Она не заслуживает всего того ужаса, который принёс ей я. Она не заслуживает.... – Мужчина на записи провёл рукой по своему заросшему щетиной подбородку и ухмыльнулся. По его щеке катилась одинокая слеза, бликующая из-за стремительно приближающего источника света.

– Меня зовут Игорь Каркаров. Я космонавт, участвующий в экспериментальной программе "Сеть"—3031, суть которой заключается в метафизическом перемещении по просторам галактики при помощи "Фантасмагорической концепции". Мне тридцать три года. Я нахожусь здесь седьмой день, запасы кислорода на исходе, как и питьевой воды. Я более не в состоянии ждать помощи. – Игорь был похож на больного энцефалитом человека, такой же обречённый, ведь, по сути, смерть уже дышит тебе в затылок. – По окончании этой записи я намерен покинуть стыковочный модуль. – Он улыбнулся, тени искажали его изнеможённое лицо, делая космонавта похожим на старинную фарфоровую куклу. А улыбка та была чертовски смиренной, возможно, так улыбался и Иисус, когда его "добрые люди" вещали на кресте. – Я не знаю, что ждёт меня снаружи. Судя по показателям внешних приборов, температура того космического объекта, на котором я оказался, более четырёх сотен градусов по Цельсию, что означает мою смерть и возможность беспрепятственной телепортации модуля на базу в силу повреждения одного из двигателей и достижения необходимой массы. Я провёл расчёт исходя из приблизительной массы повреждённого энергетического блока, моё предположение, высказанное на первой записи, подтвердилось, необходимо избавится от восьмидесяти килограмм массы для успешной активации перемещения. – Пространство, в котором находился космонавт, наконец-то полностью озарилось алым светом. На записи стали появляться ощутимый помехи, а голос мужчины стал металлическим.

– Последняя просьба, Земля, если дистанционная активация будет успешной, и записи окажутся на земле, я прошу вас лично в руки передать кассету номер два Марии Керченской и только ей. Принимаю всю вину на себя, покуда неудачно осуществил посадку на поверхность, смерть принимаю и объявляю её добровольно принятым решением. – Последние слова было достаточно сложно разобрать, помехи усилились, а после на экране воцарилась чернота. Мужчина в белом костюме, стоявший во главе огромного дубового стола выключил проигрыватель и в комнате, предназначенной для совещаний высшего руководящего состава космодрома "Нот" с его подачи началось бурное обсуждение экспедиции "Орфей", вот только голос его дрожал.

12 апреля.

Купольный зал был наполнен тремя тысячью человек. В центре трибун стоял Николай Каркаров – руководитель экспедиции "Орфей" и начальник самого крупнейшего новоимперского космодрома "Нот".

– Сегодня мы с вами собрались здесь с одной единственной целью. – Его грубый бас отлетал от стен, заполняя собой всё пространство. Казалось, что Каркаров находился не внизу воронки из трибун, а внутри головы всех присутствующих. – Сегодня начинается новый виток развития в освоении внеземного пространства, мы шли к этому более десяти лет. Однако, с вашего позволения, я хочу отдать дань тем людям, благодаря которым мы сегодня сможем разорвать вселенскую материю и покорить пространственные нити. Ровно тысячу семьдесят лет назад наши далёкие предки, носившие в своих сердцах красные знамёна, совершили первый успешный полёт в космическое пространство.

Все затаили дыхание, речь этого высокого, статного черноволосого мужчины пленяла, как голоса Сирен из древних мифов.

– И пусть сейчас их флаги давно сняты со штандартов, но их подвиг живёт в наших сердцах. – На экране, расположенном за его спиной начался отчёт с шестидесяти секунд. – Мы с вами потомки великих, мы с вами великие. И именно поэтому именно Новая Империя первая в этом мире будет той, кто подчинит себе время и пространство.

Двадцать.

– Этот день войдёт в историю так же, как и первый полёт человека на огромной железной машине в безграничную черноту космоса. – На экране крупным планом появилось лицо космонавта, который ослепительно улыбался.

Восемь.

– Да восславится Новая Империя, покорительница просторов вселенной! – Как только Каркаров закончил свою фразу, во всём здании началась ощутимая тряска, а сидевший в кабине модуля молодой космонавт осветился синеватым светом.

Всё закончилось через пару секунд, но в воздухе звонили искажённые металлическим звоном легендарные слова "Поехали!".

5 апреля.

– Игорь? – высокая рыжеволосая девушка смотрела в запотевшие от неожиданных для такого времени года морозов окна.

В телефонной трубке раздавались гудки. Один. Два. Три. "Вы переключены на автоответчик", проинформировали нейтральным голосом рыжеволосую, а после Маша услышала и запись с голосом своего гражданского мужа: "Вас приветствует Игорь Каркаров, прошу, оставьте ваше сообщение здесь, наши операторы, к сожалению, не поддерживают связь в созвездии пса". Его голос был веселым, и девушка невольно улыбнулась, она любила его шутки, только последние полгода с ней он не шутил. И видела она его, дай бог, при благоприятном стечении обстоятельств хотя бы раз в неделю. Хотя толку от этих встреч не было: очередная ссора, очередная гематома. Накатывающие воспоминания вновь заставили слёзы собраться в уголках её болотного цвета глаз.

Сегодня Каркаров тоже не придёт. В её день рождения. И даже не позвонит. А кроме него и некому, она осиротела в детстве, воспитывалась с Северской богадельне и не надеялась ни на что большее, чем службы послушницы или голодной смерти, но за пару месяцев до её выпуска в храм вошёл он. Высокий брюнет с серыми, как небо Северной столицы, глазами, спасший её из обречённого мира и заменивший собой этот же мир. Ей было семнадцать, ему как выяснилось позже тридцать. Он был космонавтом, Маша никогда их не видела и даже не знала, чем занимаются люди их профессии. Матушка настоятельница говорила, что они оскверняют сам замысел творца, пытаясь дотянуться до него, порвать его идеально сплетённый мир. Тогда юная Керченская не могла поверить, что Каркаров, человек, который приносил ей маленькие букетик из ландышей и коробки конфет из белого шоколада, может быть плохим.