Александр Невзоров - Копия Земли [litres самиздат]

Из здания университета вытекали не только люди, но и пена, хлынувшая, словно цунами, на улицы Москвы, покрывая машины, дома и людей.

Вряд ли кто-то из них осознавал, что происходит. Всё, что они могли видеть перед собой – белый туман, если не зажмуривались, если зажмуривались – вообще ничего. Слышали в лучшем случае бульканье, лишь способность вдыхать воздух развеивала мысль о том, что к каждому из них в отдельности пришла смерть. Чаще всего это списывали на плохое самочувствие или сонливость.

Пена тем временем заполнила всю планету и произошло это быстрее, чем можно подумать, ведь пена овездесущивалась молниеносно.

Вобрав в себя образ всей планеты, пузыри пены с микрочастицами материи взмыли в небо, освободив наконец землян от своего присутствия.

Многие ли поделились с окружающими тем, что им пришлось пережить? Не больше человек, чем обычно. Часто ли мы говорим о своих головокружениях и приступах слабости? Кто-то да, но и в этом случае нередко приходится слышать о магнитных бурях и переменах погоды.

Так же случилось и в этот раз. Чудом ни особо крупных аварий, ни военных вторжений, ни остановленных хирургических операций в тот день не произошло.

Пузырьки же весёлой вереницей, как будто пущенных в праздник связок воздушных шаров поднимались сначала над землей, затем над Землей, над всей планетой.

Пузыри срастались вместе, и к моменту выхода из атмосферы Земли…, точнее уже нужно говорить Старой Земли образовали огромный шар из пузырей. Микрочастицы внутри каждого пузыря стали постепенно увеличиваться. Произойди это в атмосфере Старой Земли, они бы начали снижаться и упали вниз, как лопающиеся их мыльные собратья, но в тёмных глубинах, хотя, строго говоря, на мелководье Космоса они начали материализовывать свою планету.

Как это было с монетой или яблоком, штрихи глобуса стали вырисовываться в смольно-чёрном пространстве. Голубые дуги морей и океанов вырастали из новорожденной воды и смыкались. Показались материки и острова и горы, из глубины фрактального пузыря взлетали облака и газы.

Вот уже первые звуки птиц возвещали начало нового утра. За ними подтянулись и зовы зверей. Казалось, не так ли всё выглядело, когда сам Бог создавал Землю? Но нет, не так. Эта красота была зловещей, и хотя это выглядело красивее, чем самые гениальные творения живописцев, но на рай это походило едва ли. Да и облик городов и машин, людские толпы и радиосигналы не оставляли сомнений: времена Адама и Евы минули очень давно. Эта Новая Земля могла бы действительно стать заповедником природы. Без мусора, загрязнений, вырубки лесов, избыточной охоты и рыбалки. Однако и люди, все до единого, были скопированы, и их пороки, и каждая бумажка на мостовой, и каждый клубок фабричного дыма.

Каждый, кто когда-нибудь делал копии чего угодно, он ксерокса страниц печатного текста до музейных макетов, знает, хоть копия и похожа на оригинал, она вторична и потому хуже.

Так же и на Новой Земле всё было вроде как такое же, но какое-то блеклое, менее жизнеспособное, всё и вся напоминало пародию на самих себя.

Но неужели каждый житель Земли был скопирован и никто не избежал этой участи?

Было несколько человек, которых не коснулась эта проклятая пена! Это космонавты, что были в той момент высоко над планетой на Станции и в тот момент спали крепким космическим сном, наслаждаясь фантастическими снами. Но любой сон, каким бы реалистичным ни был, заканчивается.

Космонавт Первенцев, пробудился. Как всегда, он был неунывающим и энергичным.

Первенцев вскрыл пластиковую упаковку в влажным полотенцем, распрямил его и начал тщательно протирать себе лицо.

– Освежает! Вот и настал новый день!

Во время утренних процедур Первенцев любил напевать «Траву у дома». Хоть это и раздражало его коллег, слушать эту песню каждый божий день, однако в одном они могли быть уверены: если Первенцев поёт неофициальный гимн родной космонавтики, значит он в хорошем настроении. Ибо, когда в плохом, держись, кто может. Но это было редко, все знали, что этот парень весельчак и добряк. Тем более, из коллег там был только один, по фамилии Никелев.

– Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери, грустим мы о Земле, она одна! – напевал он весело, не задумываясь уже о содержании привычных строчек.

Космонавт Никелев, который уже который день страдал бессонницей, тихо произнёс в сторону, но явно обращаясь к коллеге:

– А я сегодня видел сон…

– Да ну? – оживился весельчак, – наконец-то ты стал спать по ночам.

– Сон. – убеждающим тоном повторил Никелев, – про то, что в нашём иллюминаторе я увидел как наша Земля только зарождалась.

– Ну, и как?

– Представь, сияющие блестящие струи воды, пар, который поднимается со дна чайника, или как шарик мороженого тает, только, как бы прокручено назад на киноплёнке.

– Вот, фантазёр.

Как обычно утром, центр управления посылал позывные:

– Жаворонок, жаворонок, доброе утро.

Только в этот раз всё слышалось иначе:

– Жаворонок, жаворонок, доброе утро.

– Жаворонок, жаворонок, доброе утро.

– Что случилось, откуда эхо? – всполошился Первенцев, – у нас помехи или что?

– У вас всё нормально?

– У вас всё нормально?

Донеслось из громкоговорителя.

– Сигнал повторяется – доложил Первенцев.

– Как повторяется?

– Как повторяется?

– Ты что-нибудь понимаешь, Никелев?

– Я…. кажется, нет, я, похоже, ещё сплю, вот смотрю, как острова появляются, как ледники двигаются.

– Что ты там увидел? Земля как Земля… стой, она же должна быть с другой стороны. Я не заметил, что мы поменяли курс.

Первенцев поспешил в противоположный конец станции и глянул через стекло. Земля как ни в чём не бывало проплывала в голубой дымке.

– Это что же Земли теперь две?, – задумчиво протянул Никелев, – значит, мне это не приснилось, и у меня по-прежнему бессонница.

– Да, ну, бред какой-то. Может, нам это кажется?

– Сразу обоим. Нет, так не бывает. Я скорее поверю, что планета действительно раздвоилась.

– Может, иллюзия такая, оптическая.

– И как она называется? Мираж, что ли?

– Стой. У нас сегодня сигнал из центра удваивался. Выходит, что центра сейчас два.

– Выходит, два.

– Так что же, и жены у меня теперь две. Мать моя…точнее, уже две матери.. вот тебе и «грустим мы о Земле, она одна!»

– Так получается, что одни только мы с тобой!

– Ну так, не всех берут в космонавты!

– Я говорю, что всех и всего теперь по паре, а мы и наша станция одни во Вселенной!

– А может и мы с тобой тоже раздвоились?

– Тогда где же мы? Точнее, другие мы?

– Понятия не имею.

Громкоговоритель, давясь множеством помех, заголосил

– Жаворонок, жаворонок, вы отдалились