Анастасия Вихарева - Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи

– Ты сам там был? – Кирилл с подозрением покосился на бумаги, внезапно почувствовав подвох.

– Да… То есть, нет, но… Мы мимо проезжали. Дом пустой, на замке, не стали дверь ломать, она железная, и решетки на окнах. Кирюш, ну, пойми, выбора у нас не было. Остальные – цена та же, а какие-то маленькие и участки небольшие. Можно потом, не торопясь, продать землю и купить квартиру в городе, – спокойно сказал он, складывая документы в папку и протягивая Кириллу. – Никто в город не рвется, все больше коттеджи строят. Так что, обошлось нам это дешево, я считаю. На вот, держи!

В голосе его Кирилл уловил такую уверенность, какая была до встречи с Ириной, словно тот человек, которого он когда-то знал, выглянул наружу.

– Не забывай, по цене четырехкомнатной квартиры, а удобств там нет!

– Ну и что? Половину-то пришлось отдать! Мне, чтобы купить этот дом, пришлось еще папин джип обменять.

Кирилл вдруг понял, что Александр в чем-то прав. Земля в Черемушках стоила очень дорого. Переезд перестал казаться ему смертельным. Он сможет видеться с друзьями, и даже школу бросать не придется, только придется ездить на автобусе каждый день. Но некоторые ребята из класса и дальше жили. Разговаривать с братом о чем-то еще не хотелось – он вышел на кухню.

Кусок в горло не лез, Кирилл подошел к окну, прощаясь с двором.

Ярко по-весеннему светило солнце, весело щебетали воробьи, купаясь в луже. На улице снег почти сошел. Соседка гуляла с собакой, таская ее за собой на поводке, а собака упиралась, пытаясь освободиться. Кирилл всегда мечтал о собаке, но мать болела, и заводить животных ему запретили строго настрого.

И вот ничего этого нет – двор стал чужим…

А потом под окном раздался сигнал, в квартиру поднялись люди и стали выносить вещи, загружая их в кузов грузовика.

***

Ехали долго. Изредка мелькали деревушки, ютившиеся вдоль дороги. В крытом наполовину кузове было неудобно и холодно, но в кабине сидели водитель и два грузчика. Александр остался в городе. Сказал, что приедет на своей машине, как только заберет ее из автосервиса.

Пока грузили вещи, Ирина стояла во дворе, объясняя водителю, как добраться до места. Видеть ее было тошно, но и Кирилл, и мать промолчали. Грузчики оказались неразговорчивые и сумрачные, словно пришли похоронить их. Смягчился только один из них, когда мать стала рассказывать про себя и вдруг узнала одного, которому вырезала аппендицит. Память на лица у нее была феноменальная, она помнила всех своих пациентов и истории их болезни, и внезапно замолчала, когда тот грузчик посочувствовал ей, сказав что-то такое, отчего она побледнела и застыла, обратившись в камень.

От Кирилла испуг матери не ускользнул, но расспрашивать ее при людях он не стал, лишь насторожился, понимая, что грузчик ничего хорошего ей не сообщил.

А зря…

Уже давно миновали все пригородные районы, а машина все ехала и ехала… Мать закуталась в одеяло, усевшись на полу кузова на подушки, прижимая Кирилла к себе, обмотав его другим одеялом. Согревшись в ее объятиях, часть дороги он спал. Деревни вокруг давно закончились, дорога стала местами разбитая – и сплошной полосой лес, будто их везли по тайге.

Наверное, так оно и было.

Наконец, грузовик выехал в поле, а через какое-то время мелькнул указатель «Черемушки».

Кирилл привстал, высунувшись из-под брезента, и сразу увидел дома, раскинувшиеся по обе стороны широкой реки, и железобетонный мост, соединивший два берега. В лучах уходящего солнца село показалось Кириллу большим. Пара улиц в центре, несколько улиц с новенькими коттеджами и много покосившихся и пустых домов на окраине, заколоченные крест-накрест досками, как будто Черемушки пережили войну.

Проезжая мимо центра, когда машина ненадолго затормозила, и один из грузчиков забежал в магазин за пивом, привстала мать, проявив интерес. В центре сосредоточились огороженные железными кованными узорчатыми заборами трехэтажное здание школы, стадион, рядом со школой, судя по вывескам, клуб и библиотека, на другой стороне три больничных трехэтажных корпуса и поликлиника, чуть дальше административные здания, расположенные по кругу площади и два торговых центра – и почти все новые, построенные из кирпича и панельных блоков.

– Помню, раньше это село проезжали, когда ездили в соседнюю область, – горько усмехнулась мать, – пока трассу через горы не проложили. Нам теперь, Кир, лучше тоже, в соседнюю область… ближе будет. Но места тут красивые. Мы с папой сюда ездили отдыхать. В горы и по реке сплавлялись, – кивнула она на реку внизу.

Кирилл испытал шок. Все его надежды рухнули. Он понял, что больше никогда не войдет в свой класс, не получит разряд по шахматам, не выиграет олимпиаду по математике, не увидит Савичеву Маринку…

Сердце сжалось и взорвалось болью.

Подавлено Кирилл посмотрел на мать. Глаза ее были отрешенными и ничего не выражали. Она презрительно скривилась, думая о чем-то своем.

– Мам, как же так? – выдохнул он потерянно.

– Поздно, Кирилл, – мать тяжело вздохнула. – Лучше уж тут, чем в могилу…

Машина тронулась, отъезжая от магазина, продолжая двигаться даже тогда, когда село почти закончилось. Теперь и мать смотрела на дорогу со страхом, тоскливым взглядом оставляя село. И вдруг, поднявшись на гору, грузовик повернул с дороги, проехав три дома, стоящие одиноко, и остановился. И Кирилл, и мать вздрогнули и замерли, переглянувшись.

– Все, мать, приехали, – грузчик опустил задний борт, запрыгивая в кузов. – Замерзли? Идите в кабину. Вам бы печку затопить… Ладно, я сам, а вы грейтесь, пока разгружаем. За это время в избе маленько нагреется. Далековато вы забрались, чего вам в городе не жилось?

Мать надсадно закашлялась.

– Астма у меня, бронхиальная…

– Ну и? Могли в пригороде дом купить, – тот самый, с вырезанным аппендицитом, искренне им сочувствовал.

– А нас никто не спрашивал, – криво усмехнулся Кирилл.

Он еще не видел дом – машина остановилась к нему передком, не сумев развернуться, – наполовину брезентовая крыша кузова закрыла обзор, и не испытывал желания взглянуть – ему было все равно. Он не мог ничего изменить, только принять случившееся, как данность.

Дом стоял на отшибе на возвышенности. С холма Черемушки просматривались по обе стороны реки, как на ладони. Дальше центра дома были разбросаны по всему периметру в беспорядке, не образуя привычной и принятой стройности улиц. Берег с этой стороны был высокий, скалисты, отсюда были видны даже дома и производственные здания за рекой. В прошлом Черемушки гордо именовались райцентром, но после того, как окрестные поселения вымерли, а дорога потеряла статус областной, изменился и статус села. Если не считать бывшего села Захарово, которое располагалось в подножии гор неподалеку, где сейчас располагалась спортивно-оздоровительная база, в радиусе семидесяти километров жилых селений не уже осталось. Поля заросли молодым подъельником и березняком, а разрушенные дома разобрали на дрова.