Андрей Мансуров - Капризная с-сука!..

– Да вот, подумал: если эта тварь и правда – смоется, весь участок его работы перегрузят на меня! А мне дел и так хватает!

– Не парься. Он ещё не сбежал. А и сбежит – я что-нибудь придумаю. В смысле – как тебе облегчить… Участь. Например, скажу, что ты мне – очень нужен.

– А я тебе… нужен? – во взгляде Ходжеса отражалось всё: и робкая надежда, и обожание, и боязнь сделать ей больно…

– Понятное дело! Ну-ка, хватит мне зубы заговаривать: дуй за койкой!

Капитан Пауэлл не без интереса прослушал разговор в каюте Наили.

А хорошо она соображает, даже выпоротая от души.

Ну, или это как раз адреналин и эмоции заставляют её женский изощрённый мозг так отлично работать. И пусть он этот «коварный» план ещё не продумал полностью, их подопечная права в одном пункте. Главном.

Что нельзя гены такого «производителя» передавать дальше!

Значит, Шмутц должен…

Их покинуть! А поскольку жертвовать посадочными модулями Пауэлл не собирается, нужно отдать кое-какие распоряжения заранее. На всякий пожарный случай.

А вообще-то вариант с «дедовщиной» и остракизмом проверен и практиковался ещё в учебном. И кадетском. Так что Пауэлл отлично представляет, насколько действенны «опосредованные» методы воздействия на психику.

Хотя…

Земной суд мог бы запросто поставить экипажу во главе с ним, в вину – «доведение до самоубийства». Поскольку вынуждение виновного удрать с корабля на Землю без шансов выжить там, по-другому и не назовёшь…

И пусть это и правда – и гнусно, и подло, но он готов взять на себя этот грех.

И Бог ему судья.

Вздохнув, Пауэлл пощёлкал тумблерами на пульте перед собой. Теперь его голос будет слышен везде, кроме кают уважаемой Наили и… Малькольма Шмутца!

В их распоряжении есть четыре часа, пока эта мразь будет пытаться отлежаться, или даже, может быть, заснёт.

– Внимание в отсеках! Чрезвычайная ситуация. Всем свободным от вахты, даже тем, кто отдыхает, собраться через десять минут в библиотеке.

У капитана есть важное сообщение для всего экипажа!

Походная запасная койка в сложенном виде напоминала банальную старинную раскладушку. Единственное отличие – была в разобранном виде в два раза больше, и куда крепче. А вот матрац полагался к ней стандартный – то есть, толстый и мягкий. Пружинный. Сверхнадёжный и крепкий.

Однако захватить со склада и его за одну ходку Ходжес не смог: не хватало рук.

Когда занёс каркас в каюту Наили, пришлось пока прислонить конструкцию к одной из стен, и сходить за чёртовым матрацем отдельно. Удивило, что хоть он и пыхтел, как паровоз, от женщины не последовало комментариев или традиционных подколок.

Осторожно выглянув из зала в спальню через открытую настежь дверь, Ходжес обнаружил, что его «охраняемая» мирно спит, распластавшись на животе, и даже выкинув на коврик на палубе подушку, чтоб лежать было удобней и ровней.

Носик Наили мило морщился – похоже, что-то она видела во сне. Приятное: женщина умиротворённо сопела. Лицо казалось непривычно молодым и расслабленным.

Ходжес в очередной раз убедился, что вовсе не так уж и независима и горда их дама, как хочет показать. В те моменты, когда её воля и разум не контролирует мимику и эмоции, она – всего лишь, вот именно, слабая и беззащитная женщина. Ну, собственно, она, наплевав на спесь и гонор, как это дело иногда называли его коллеги и соратники, и сама об этом сказала.

Подойдя на цыпочках поближе, он опустился перед милым личиком на колени.

Чёрт. Какая она красивая! До дрожи!..

Если б уж е не был «по уши» – сейчас бы точно!..

Такая, зар-раза… Женственная!

Сопение прервалось, на Ходжеса воззрился хитро прищуренный глаз:

– Ага, вот и поймала пошляка и циника старшего техника на проявлении слабости. В виде любования «расслабившимся» кумиром!

Ходжес понял, что лицо стало красным, как помидор.

– Ладно, я пошутила. Принёс? – он кивнул, – Ну тогда – хватит.

Нет, я имею в виду – хватит с обожанием любоваться мной, будто я и правда – «хрустальная ваза»! Доктор отлично меня всю обколол, и я горю желанием. Начать.

Работу над продолжением человеческого Рода!

Работе «над продолжением» Наиля предавалась, надо сказать, добросовестно и самозабвенно! И иногда Ходжес думал, какова же она – в «здоровом» состоянии!

А ещё ему теперь не казалось, что «помощь» со стороны остальных членов команды окажется лишней – после третьего раза он уже не двигался, а, скорее, ползал по их теперь двуспальной койке-кровати! Но Наилю уж е было не унять – словно дикая валькирия, она не успокаивалась и над, и под ним, и жаркие и жадные стоны и вскрики, и хватка сильных пальцев, оставлявших на его предплечьях синяки, так действовали на Иезекию, что он ощущал себя каким-то секс-титаном, способным делать это ещё и ещё!..

Но после четвёртого раза женщина всё же попросила пощады:

– Остановись, паршивец ты ненасытный! Пощади стодесятилетнюю женщину! – впрочем, её глаза говорили как раз об обратном, но Ходжес счёл нужным и правда – обуздать свою животную страсть, и отстраниться от женщины:

– Прости меня, пожалуйста! Я – точно: настоящая скотина. Похотливая. Сексуально озабоченная. Думаю только о себе, да о себе… Совсем забыл, что ты ведь – травмирована! И наверняка устала, и выдохлась от… Волнений.

Если хочешь, я прилягу вот так, и обниму тебя сзади. А ты – попробуешь поспать?

– Ф-фу-у… – Наиля откинув со лба налипшие мокрые волосы, растянулась на спине, – А я уж думала, ты не предложишь! – Шучу-шучу! – она поспешила утихомирить вскинувшегося было Ходжеса, – Ты прав, наверное. Поспать…

Когда-то нужно и это делать!

Не только же нам лечить и лечить моё истерзанное тело и мятущуюся душу!..

– Когда ты так говоришь, у меня снова всё…

– Ну-ка, хватит! Неуёмный ты мой. Расслабься. Это – приказ. Чтоб уж в следующую нашу встречу ты снова показал мне – где раки зимуют!

– Да, показал бы… – лицо Ходжеса снова вытянулось, – Вот уж чего мне, если совсем честно, не хотелось бы, так это…

– Знаю-знаю. Делить меня с остальными похотливыми и сейчас вожделённо облизывающимися кобелями нашей посудины! Понимаю твои чувства. Но!

Долг есть долг!

И пусть ты и качественный и выносливый мужчина в лучшем смысле этого слова, я теперь – не Женщина.

Я теперь – праматерь всех будущих людей.

А для этого мне нужны гены всех, кто имеется тут, на «Пронзающем».

Мы же не хотим плодить мутантов и уродов?

Значит, вот и нужно задействовать весь генофонд!

Малькольм пережил первые две недели полёта с большим трудом: боль, если честно, казалась временами непереносимой. Так что он и выл, и матерился, и все кулаки отбил о равнодушные и прочные стальные стены крошечной капсулы два на два на пять…