Борис Наумов - Сонный человек разбушевался

Алекс давно добивался возвращения к брату прежней кипучей энергии, ощущения любой несправедливости и немедленного вступления в борьбу для её устранения.

– Отлично, – довольно улыбаясь и глядя в глаза Анатолию, Алекс, не только не стал отговаривать брата от его намерений, но и сделал видимость, что тот принял правильное решение. – Только давай сделаем это чуть позже.

– Почему, Лёша? Ведь ты тоже, как и я, любишь своё дело, и приносишь обществу немалую пользу. Я не могу на это безобразие смотреть спокойно.

Этот разговор и ещё много подобных бесед убедили Алекса в том, что Анатолий почти излечился от своего недуга, а его депрессия полностью исчезла. Он с удовольствием ходил на работу и не заводил больше с Алексом бесед по поводу отсутствия интереса к жизни и безнадёжного одиночества.

– Ты знаешь, Толя, я завтра поеду домой. Действительно, мне надо обустраивать свою жизнь, чтобы не быть здесь у тебя нахлебником.

– Как тебе не стыдно? Ты – нахлебник! Да живи, хоть сто лет у меня. Мне только на пользу это идёт, да и тебе, думаю, тоже.

– Да, я согласен. Но, как ты раньше говорил, надо восстанавливать справедливость и добиваться моего восстановления на прежней работе.

– Вот это верно. Молодец. Приветствую. Хочешь, и я поеду с тобой? Мы вдвоём горы свернём. Хочешь?

– Нет, Толечка. Мы с тобой уже однажды пытались горы свернуть, да, к сожалению, не получилось.

– Не надо мне напоминать об этом, Лёша. Оно навсегда останется тёмным пятном в моей жизни.

– Да, да. И в моей тоже. А ты знаешь, мне в последние две-три ночи снова начали сниться путешествия в иные миры.

– Да ты что? Ты правду говоришь?

– Конечно. Я и сам с первого разу не мог поверить этому, но, после второго и третьего раза всё встало на свои места.

Анатолий сначала сник и задумался, а потом осторожно спросил:

– Ты бывал там же?

– Где там же?

– Ну, ты сам понимаешь.

– Нет, Толя. Кажется, это тоже был параллельный мир, но, совсем другой. Не наш!

– Жалко. А то я хотел бы тебя попросить…

– Толик, забудь, с тем миром у нас всё покончено.

– Очень жалко. А мне он часто снится. Нет, я не правильно говорю. Не снится, а видится наяву, когда я не сплю, а думаю, думаю, думаю.

– Я тебя понимаю, братишка, но увы… что было, того не вернёшь.

Братья замолчали. Каждый из них думал о своём. Хотя, нет. Оба они думали об одном и том же, но, совсем по-разному. Анатолий видел, ощущал, обнимал, разговаривал только её и только с ней. Всё остальное виделось ему как фон, среда, место происшествия. Алекс же воспринимал всё в целом, как кусок, отрезок своей жизни со всеми, происходящими в ней событиями и персонажами.

Алекс попрощался с братом и с какими-то смешанными чувствами помчался в свой город навстречу неизвестности. По дороге он размышлял о том, каким он увидел Толика и мысленно, нескромно поблагодарил себя за то, что сделал большое дело, выведя любимого брата из депрессии. Он надеялся, что Анатолий уже не будет непрерывно страдать и думать о потерянной жизни. Работа, друзья, старые привычки и обычаи надёжно будут сдерживать его от дурных мыслей и панического настроения.

На смену этим мыслям Алексу приходили в голову воспоминания о «том» времени и разные реальные и, не очень, прямо скажем, фантастические планы, на будущие годы.

Сновидения нескольких последних ночей не выходили у него из головы. Что-то мешало ему сосредоточиться и в целом сохранить содержание каждого видения. То эти последние картины всплывали в памяти, как самостоятельные события, то они накладывались и смешивались с прошлыми, уже пережитыми жизненными историями. Трудно было разложить всё по полочкам, да, к тому же, многое увиденное во сне, после пробуждения забывалось и искажалось. Алекс размышлял, стараясь с учётом прошлого, привести всё к какому-то единому знаменателю, а точнее, к единому содержанию.

Длительность поездки от брата до дома Алекса продолжалась чуть более трёх часов. Всё это время он, почти не отрываясь от окна вагона, ломал себе голову, пытаясь упорядочить мысли и разложить по мозговым полочкам разные события и видения. Частично это ему удавалось сделать, но, в целом хаотичность и сумбурность всего пережитого за последние дни и ночи оставалось за пределами понимания и требовало ещё длительных размышлений на более благоприятной почве.

Не, долго раздумывая, над программой своих действий на ближайшее время, Алекс сразу, после небольшого отдыха отправился в свой родной институт.

«С Анатолием мы успешно всё решили. Теперь он будет занят любимым делом, и у него не останется времени для грустных размышлений и впадения в новую стадию депрессии. Может быть, со временем найдёт себе девочку, которая сможет заменить ему … любимую Машеньку, – примерно так размышлял Алекс. – А теперь и мне надо так же побороться за свою судьбу и добиться справедливого её разрешения».

Когда Алекс зашёл в дверь своего бывшего отдела, тут же смолкли негромкие голоса беседующих сотрудников, и их головы непроизвольно повернулись в сторону волшебного «явления Алекса народу». Минутная тишина вдруг нарушилась громким криком человека, сидевшего за бывшим столом Алекса. Это был тот самый Юрик, который когда-то получил от невидимого Алекса удар книгой по голове. Он при последнем посещении отдела Алексом тихо сидел за его столом и прекрасно слышал беседу с товарищами и начальником отдела Сергеем Сергеевичем. Юрик был свидетелем процедуры увольнения Алекса, вернее – доведения до него информации об уже совершённом увольнении. Как молодой специалист и ещё не искушённый во всех тонкостях служебной жизни отдела и института, Юрик, молча, прослушал и прочувствовал весь неприятный разговор, частично коснувшийся его тоже. Он ни в чём не был виноват, но его молодая, чувствительная душа возложила на себя, чуть ли не главную причину увольнения Алекса только потому, что стол его уже был занят им, Юриком. Все дни, прошедшие со времени последнего посещения Алексом отдела, мысль о своей вине не оставляла Юрика ни днём, ни ночью.

И вот он – решающий момент наступил. Появление Алекса в дверях отдела, как разразившаяся молния, ударило по измученным мозгам Юрика.

– Алексей Гаврилович, – прозвучали слова Юрия в сторону Алекса, – я ухожу. Ваш стол свободен. Я не буду Вам мешать.

Наивность Юрика, граничащая с глупостью, вызвала гомерический хохот всех, присутствующих на этом импровизированном концерте. Даже сам Алекс, ещё не до конца понявший сути всего происходящего, сначала улыбнулся, потом не удержался от полноценного смеха.

Сергея Сергеевича в отделе не было, поэтому сотрудники решили самостоятельно разобраться в перипетиях взаимоотношений с Алексом. Они все, и особенно, многострадальный Юрик, хотели снова видеть в своём коллективе Макеева Алексея.