Ана Ховская - Дари Ласо

Папа ласково улыбнулся и ответил:

– Твоя мама всегда любила платья, туфельки на каблучках, украшения и самые разные прически. Это сейчас она остригла волосы до плеч, а коса была ниже пояса.

Мама смущенно улыбнулась отцу и пожала плечами.

– У меня тоже была,– приглаживая пушащийся хвост на макушке, с досадой вспомнила я и представила, как обриваю голову Галины, по вине которой у меня сейчас волосы хоть и ниже плеч, но ступеньками. Нет, это модно, но мои-то волосы слишком пушистые и не лежат в такой стрижке. А остригать их коротко не хотелось. Оставалось ждать, когда отрастут.

– Почитай у бассейна,– предложила мама.– Девочки хотели поплавать. Последишь, чтобы они не брызгали водой на купол. А попозже я принесу вам печенья и расскажешь, как у тебя прошел тест.

Я подмигнула сестрам, и те радостно спрыгнули со стульев и помчались вверх по лестнице. Они знали, что я разрешу им делать все что угодно и не стану упрекать. Однако потом им придется самим убрать за собой. И на это девочки были готовы, лишь бы порезвиться вволю (такой у нас был тайный сестринский уговор).

Пока я просмотрела дополнительные разъяснения кодекса хомони, проследила, чтобы девчонки закончили уборку, затем помогла им разобраться с домашними заданиями, некогда было поговорить с мамой. Она и сама не стала нам мешать: редкий случай уделить время себе и папе, пока самые энергичные члены семейства заняты. А потом и я упала в кровать от усталости.

* * *

Утром я вышла из комнаты раньше обычного. Сегодня у меня предварительный тест по кодексу хомони. А это необычный тест. За его незнание меня пригласят на строгую беседу в службу контроля соблюдения кодекса хомони, а затем оштрафуют родителей за плохое воспитание дочери на несколько сотен кредитов и потребуют пересдать общий экзамен по законам и кодексу хомони им самим. Я не хотела бы подвергнуть такому унижению своих родных. Старалась не волноваться, но быть бесстрастной не получалось. Хотела разбудить Ладу раньше и немного повторить правила.

Мама уже суетилась в столовой. Я бы ушла без завтрака, сама еще толком не проснулась, а желудок тем более, но мимо блинчиков с фруктовым медом было не пройти.

Когда я положила на тарелку два блинчика и обильно полила медом, мама одобрительно улыбнулась и поцеловала в макушку.

– Дарья, ты так и не рассказала, как сдала тоулийское наречие?– спросила она и поставила передо мной стакан с молоком.

Только мама называла меня полным именем, для всех остальных с самого детства я была Дари. И, честно говоря, так мне нравилось больше.

– Вчера не заметила, чтобы ты грустила или переживала. Значит, хорошо?

– Удивительно, но в этот день память была ко мне благосклонна. Вот только смехота: забыла, как приветствовать высшего по положению… Поэтому минус один бал.

– Хомони?– нахмурилась мама. Она всегда хмурилась, когда я забывала любые детали, связанные с хомони. Никогда не ругала, но во взгляде читалась тревога. А это хуже, чем если бы она поругала меня: это вызывало чувство вины.

– Угу,– кивнула я, облизывая мед с пальцев.– Только мы все равно не общаемся с хомони, чтобы это применить. А то, что на общем языке к мужчинам надо обращаться хорд, а к женщинам – нори, я и так знаю.

Мама присела напротив и сложила ладони вместе перед собой.

– Солнышко мое, тебе надо выучить это. Ты же знаешь… В будущем ты можешь оказаться лицом к лицу с ними, и как тогда проявишь себя?

Я виновато потупила взгляд и клятвенно кивнула, мол, обязательно усвою, просто вчера что-то пошло не так. Но кто сейчас говорит на мертвом языке?!

– У тебя ведь скоро экзамен по кодексу хомони. Если ты сдашь его без ошибок, у тебя будут очень высокие шансы попасть в научно-исследовательский состав на КНИС и стать кем-то большим, чем просто служащей лаборатории.

Мама и папа работали на фермах по выращиванию птицы. За двенадцать лет оба выросли до управляющих технологическим процессом, но это был потолок. Однако им нравилась работа, и они всегда учили меня любить дело, которым занимаешься. Но, как любые родители, они стремились помочь своему ребенку занять более высокое положение, чем они сами.

Мама протянула руку к моей и взяла за тонкие пальцы, а потом заговорила на русском:

– У тебя такие хрупкие ручки… Я не хочу, чтобы ты занималась физическим трудом… хочу, чтобы тебя выбрала хорошая семья… раз уж так заведено…

– Я знаю, ма,– ответила я тоже на русском и сразу взялась за рюкзак. Разговаривать на родном языке не поощрялось, и всякий раз во мне просыпалась тревога, когда мама говорила на русском, даже если и за закрытыми дверями.– Я пойду, нужно еще Ладу разбудить, а то опоздаем на аэробус. Еще наставник Маку Раибон Суф просил зайти перед уходом на каникулы.

– Твой преподаватель по микробиологии очень внимателен к тебе. Это много значит. Как только сдашь, сразу напиши мне.

– Хорошо, ма.

Мама грустно улыбнулась, но когда поднялась, чтобы проводить меня до двери, то уже была спокойна и, как всегда, ласкова.

– Я люблю тебя, солнышко. Учись хорошо,– услышала я вслед такую привычную фразу.

– И я тебя, ма,– крикнула я и побежала в сторону улицы Хворостовых.

Я всегда избегаю разговоров на тему несправедливости свода законов и кодекса хомони. Возможно, я чего-то не понимаю, а может, не хочу взрослеть и думать о том, что когда-нибудь покину своих родных. Ведь меня могут забрать не просто в другой город на Тоули, но и на другую планету. Но у меня есть Пауло.

Я никогда не задумывалась о других парнях, о браке в целом, о жизни в другой семье. Я наслаждалась беззаботной жизнью ребенка, внезапно оказавшегося в райском уголке вселенной. Для меня хомони – народ, который спас людей от неминуемой смерти на Земле, но установил свой порядок и правила. Однако условия жизни идеальны: никто не голодает, не бродяжничает, безработных нет, все имеют свое жилище, и каждый обладает правом учиться, отдыхать, развлекаться, посещать другие планеты и получать необходимую медицинскую помощь и даже поддержку от высшего совета по особым запросам.

Для меня уклад жизни хомони никогда не был чем-то чуждым. Я выросла на их традициях и продолжаю соблюдать их правила. Я никогда не чувствовала себя чужой или обделенной. У меня было счастливое детство, какое и у сестер сейчас, и такой продолжает оставаться юность. И по сей день не пойму, почему люди, прибывшие сюда в двадцать – сорок лет, с трудом привыкали вести себя иначе и до сих пор чувствуют себя ограниченными в правах и возможностях. Некоторые не выдерживали и уходили из жизни, другие пытались бунтовать, но мало кто хотел быть наказанным за несоблюдение законов хомони и опозорить свою семью. В конце концов большая часть смирилась, как и те многие, что насмотрелись войн и бедствий на Земле, и если не приняли, то поняли, что это лучшее будущее, которое они могли получить после всех испытаний.