Array Ана Ховская - Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор

Моей семье.

Это не развлекательное чтиво, а история, полностью основанная на реальных событиях и подтвержденная документальными фактами. Это проза для старшего поколения, кто увлечен трудами Шолохова, Булгакова, Бондарева, Шукшина, кто читает драматическую литературу и интересуется послевоенным временем, кто не уходит от реальности в фантастические выдумки и любовные утехи. Но эта история и для молодых умов будет к размышлению о временах их прародителей, о которых не все делятся. В этой истории суровая правда жизни, израненные и истощенные безвыходностью судьбы, безумное самопожертвование ради чужих интересов и прихотей, реальное место, которое помню и я сама, и мои родные. Выдумки здесь практически нет. Имена и названия сохранены.

С немалыми силами и надрывом историю нашего рода написала моя мама, которой уже за 70. Поэтому я с благодарностью оживила повесть на просторах Интернета. Пусть не увидят ее многие, пусть нет здесь пикантных откровенностей, которыми насыщены современные любовные романы, но это жизнь, прошлое многих советских людей: своя романтика, драматизм, страсти человеческие… Думаю, серьезный читатель проведет время с пользой.

С глубоким уважением, Ана Ховская.

Теги

#коварные герои, #несгибаемые героини, #всеобъемлющая любовь и ненависть

Знаю, когда-нибудь с берега

Давнего прошлого

Ветер весенний ночной

Принесет тебе вздох от меня.

Ты погляди, ты погляди,

Ты погляди, не осталось ли

Что-нибудь после меня…

Р. Тагор

Федор Сварыгин ехал в поезде, который тащился, как ему казалось, очень медленно по бескрайним казахским степям, мимо гор, мелких речушек, редких поселений. Был апрель 1947 года, а он только что возвращался домой.

Война закончилась, а его еще два года мотало по фронтовым дорогам: то на Западе охранял железнодорожные составы, то в Белоруссии был при комендатуре. Где-то попал в такую заваруху, вспоминать о том никогда не хотелось: был рад, что живым выкрутился. Ему сообщили, что в штаб армии ушло представление о награждении за отличие по службе. Но пока суд да дело, парень демобилизовался. Награда, как говорят сегодня, не нашла своего героя. Но он и не переживал об этом: жив, ну и ладно. Когда вернулся, ему исполнилось уже двадцать три. Скучая по матери, по своему поселку, радовался, как ребенок, когда прибыл, наконец, домой.

Поселок был таким же, как он его и оставил, когда уходил в армию, а оттуда на фронт. В окружении гор, полей он был таким родным, что душа радовалась при виде этих красот. Домики в поселке были разные: и мазанки с глиняной крышей, и под шифером (у тех, кто побогаче). Пока никто не ставил новых капитальных строений, да и то сказать, война зацепила многие семьи – кто вернулся инвалидом, кого еще не могли дождаться с фронтов, а кто уже никогда не вернется в родные места: пал смертью храбрых в неизвестных краях. Федор с радостью смотрел, как с пастбищ, покрытых молодой травой, возвращалось стадо, как хозяйки и ребятишки встречали коров. В их усадьбе тоже было две молодые телки. В небольшом магазине, куда часто пацаном бегал за конфетами, работала та же продавщица. И еще он заметил, что в поселке появилось много чеченцев, немало казахов и переселенцы из России, с Украины, каких большинство.

Дома его ждали. Мать и сестры не знали, куда посадить, чем накормить. Мать заказала в соседнее село вельветку для него: не ходить же в военной гимнастерке. Вельветками называли мужскую блузу из мелкого вельвета или из другой теплой ткани: с карманами, на пуговицах, она была в ходу у сельских мужчин. А девушки, незамужние молодки и вдовы с вызовом уже посматривали на бравого парня.

Федор пока отсыпался, ходил в горы, на студеную речку, на широкий луг. За ним старалась увязаться младшая сестра Настя. Она уже была единственной «медичкой» в деревне. Приезжали по разнарядке врачи в ФАП 1 1 ФАП – фельдшерско-акушерский пункт, осуществляющий доврачебную первичную медико-санитарную помощь в сельской местности. , но, пожив в поселке месяц-другой, уезжали в города или районный центр. А Анастасия была сначала санитаркой, потом сама одолела курс акушерства, педиатрии, помогала всем, кто обращался в больничку, не отказывала в помощи никому ни днем, ни ночью, если вызывали. Ставила уколы, капельницы, банки, которые тогда были в ходу при лечении простуд, принимала роды – словом, была незаменима всюду.

Другие сестры – Ефросинья, Таисия – пока жили вместе с матерью в этом же доме. Домик был неказистым, маленьким. Его строил еще отец, которого Федор почти не помнил. Закладывал отец баньку, но закончить не успел – умер, а другой муж матери поленился – вместо этого выстроил сарай для скота: тоже нужен был в хозяйстве, а баня оставалась в мечтах.

Ефросинья уже была просватана Марком, который жил на другой улице. Фрося любила его, охотно пошла замуж, ждала, пока Марк подремонтирует свой дом. Он готов был забрать молодую жену сразу, но она тянула с переездом: уж очень хотелось ей, чтобы домик был обновлен.

Дело в том, что Марк был прежде женат, от брака у него остался сын – мальчик лет трех. Жена и двое других детей погибли от рук бандитов, которым Марк задолжал денег. Они пришли к нему, когда думали, что он ночует в нынешнюю ночь дома. А Марк, побаиваясь встречи с ними, чаще оставался дежурить на ферме, где работал сторожем с другими мужиками. В тот день его не было дома с утра. Бандиты ворвались с огорода, заперлись изнутри, напугав до смерти жену Марка и детей.

Младший – трехлетний Павлик – юркнул под заслонку в низу печи, где складывают дрова для растопки, и, закрыв глаза от ужаса, затих там. Мужики ждали, когда хозяин вернется, перерыв все в доме в поисках поживы. Жена Марка молилась, чтобы хоть детей не тронули.

Время шло, наступило утро, шел день, а Марк так и не явился домой. Бандиты, видимо, поняв, что он прячется от них, открыли крышку подпола, зарезали его жену, детей – мальчика и девочку – и, положив их головами над подвалом, чтобы кровь стекала туда, ушли, разгромив все, что можно. Двор снаружи был обнесен высоким забором, строений не видно с улицы, поэтому никто из соседей и не подумал, что в усадьбе что-то случилось.

Когда Марк вернулся домой, от ужаса поседел… Жалко ли жену и детей, или чувствуя свою вину за их гибель, или самому было непонятно, как уцелел, только он надолго замолчал. Прежде балагур и пересмешник, любитель пошутить над всеми стал молчуном.

Бандитов тех нашли по его подсказке. Тогда действовал еще закон о смертной казни, всех их расстреляли после приговора суда, потому что за ними числилось не одно это дело. Но Марк долго еще не мог отойти от всего пережитого.