Олеся Рияко - В его власти

Это было похоже на то, как если бы она попыталась отобрать кость у голодного пса. Он почти зарычал на нее, продолжая сжимать ее руку одной своей рукой и скользить вдоль ее талии другой.

Затем имперец немного отстранился и завел свободную руку между ее ног, после чего там медленно и уверенно погрузил в сокровенное место два своих пальца. От неожиданности и удивления девушка напряглась и выгнулась, отстраняясь, но мужчина снова привлек ее к себе. Начал медленно двигать этими пальцами вперед и назад. Это было немного больно… она чувствовала, как все напряжено внутри, как тяжело он входит в нее, но было в этом… и что—то от удовольствия. Странное ранее не испытанное чувство, словно пузырьки минеральной воды, стремящиеся вверх, от низа живота к темени. Делая это, он продолжал целовать ее, не поднимаясь к лицу. Грудь, ключицы и шея – вот что было зоной его интересов. А между тем пальцы погружались все глубже… двигались все быстрее – тупую боль все более сменяло удовольствие, и девушка почувствовала, как стала совершенно мокрой внизу, потому что пальцы заскользили беспрепятственно. Назад и вперед. Снова и снова…

Мужчина вновь добавил грубости в ласку – прикусил ее за шею и одновременно ввел еще один палец, от чего девушка опять почувствовала боль, более острую – не смогла сдержать вздох, на что тот отреагировал еще настойчивее погрузив пальцы в лоно. Потом резко вышел и снова вошел, еще туже и она поняла, что уже не пальцами – вскрикнула!

Это было странное чувство, напряженное и… сладкое. Волна возбуждения подхватила тело девушки, и она почувствовала, как сотни маленьких искр побежали по коже.

Он схватил ее за запястье и талию жестче, больнее, словно хотел поглотить своим телом, и девушка почувствовала, как начали двигаться его бедра. Вперед – назад, продвигаясь плоть в плоть все глубже, хотя за секунду до того уже казалось, что он вошел весь. И так снова и снова, пока мужчина не уперся в преграду внутри нее. Она чувствовала, что он заполняет ее. Так туго и больно, но так волнительно и приятно. Девушка непроизвольно сделала то, чего никак не ожидала – притянула его к себе и застонала, нет… не может быть – от наслаждения… и он ответил ей таким же стоном.

Мужчина начал двигаться быстрее, причиняя больше боли, но не только. Теперь искры и пузырьки сконцентрировались внутри, в ее лоне и словно собирались там. Имперец снова зарычал и стал двигаться настойчивее. Энергия внутри, это напряжение в месте соприкосновения их тел, все скапливалась. Девушка чувствовала, как растет и его напряжение. Ей казалось, будто он чувствует все тоже самое и ускоряется именно в тот момент, в нужный момент… а потом все вокруг словно взорвалось. Энергия, пузырьки и искры, скопившиеся внутри нее выплеснулись и разнеслись по всему телу!

Они застонали одновременно. Она открыла глаза и увидела перед собой его расслабленное лицо, его влажный лоб. Девушка почувствовала, как напряжение внутри спало, и он вышел из нее, оставив влагу с внутренней стороны бедер.

Мужчина немного отдышался, а затем встал и ушел в ванную, не оборачиваясь. Девушка же не решалась пошевелиться и только когда за ним закрылась дверь, немного привстала, чтобы посмотреть на себя.

Покрывало кровати под ней было испачкано в крови. Кровь была на ее бедрах и выше на талии, отпечатками пальцев покрывала кожу. В этот момент ей стало так стыдно и противно, что внутри все свело холодной судорогой, а из груди против воли вырвалось сдавленное рыдание.

Он пробыл в душе совсем недолго, не дал ей пережить случившееся, погрузившись в горькие слезы. Девушка умолкла едва имперец снова появился в комнате – высокий, крепкий, весь облаченный в черное с золотым. Не сказать, что в военной форме империи он выглядел более грозно, чем и вовсе без нее – этот мужчина устрашал благодаря своей внутренней силе и тяжелому взгляду человека, который видел много жестокости и не раз принимал суровые решения.

В его присутствии она сжалась, собрав вокруг себя испачканную простынь, чтобы как—то скрыть свой стыд – кровь и наготу. Он сделал вид что не заметил этого и подошел к столу, чтобы вновь открыть экраны и сделать несколько пассов над ними, даже не сев в кресло.

– Мне не нравится твое имя. – Бросил он не оборачиваясь. – Я хочу, чтобы ты придумала другое, пусть будет что—то значить для тебя. И не такое короткое. О тебе позаботятся, я уже распорядился, если тебе что—то нужно – они принесут. Разумеется, если это не будет противоречить правилам.

Покончив с делами, имперец свернул экраны и, опершись на стол, пристально посмотрел прямо на нее. Заплаканная девушка нервно отерла слезы с лица, в горле ее застрял ком рыданий из—за которого началась неконтролируемая икота. Вероятно, из—за всей жалкости ее вида мужчина поморщился и, не сказав больше не слова, направился к сплошной стене, в которой на миг оформилась дверь, которая сразу же слилась со стенными панелями, стоило ему за ней скрыться.

Оставшись одна, в полной тишине, девушка наконец смогла разрыдаться – выпустить из себя этот ком боли. Ей было страшно и больно… и вместе с тем стыдно. Все эти эмоции смешавшись в одно мешали сосредоточиться и просто подумать над тем, что же делать дальше. Охваченная жалостью к себе, она вскочила и на негнущихся ногах поплелась в душ. Там, включив воду, такую горячую, какую только можно было терпеть, принялась смывать с себя кровь… и его…

Такой грязной и униженной девушка не чувствовала себя никогда! Даже проведя несколько суток в отстойнике для отработанной воды в котором их, беженцев с Карезии, переправляли повстанцы из корпуса Кри.

Смыв с себя все, растерев кожу до красноты, до боли она выключила воду и просто опустилась на пол, прижавшись к теплой керамической стене душевой. Ее больше не душили слезы, на смену им пришла какая—то всепоглощающая тишина – буря эмоций, пережитых ей за последние полчаса или час… или более – она потеряла счет времени, выжгла в ней все до капли. Но вместе с этой тишиной пришли безразличие и принятие, а следом за ними спокойствие… и необычайная решимость.

Он сказал, что оставит ей жизнь – не это ли было ее последней ценностью?

Карезийцы верили в не случайность и предопределенность человеческой судьбы: все разумные существа в представлении ее народа были больше, чем то, чем являлись в этом мире.

Телесная оболочка и жизненный путь в их понимании, представляли собой испытание, которое должен был пройти каждый, преодолев предначертанное от начала и до конца. Какой бы она не была, нельзя отказываться от жизни, иначе можно было возвращаться сюда вновь и вновь, чтобы снова и снова испытывать на себе тяготы и лишения, переживать болезни и мучения, связанные с потребностями слабого бренного тела, так или иначе обреченного на смерть.