Андрей Деткин - Обреченные на вымирание

– Куда? – вдруг послышался в колонках густой с придыханием голос, словно говоривший страдал одышкой. Я вздрогнул, развернулся и пошел обратно. Не глядя на Яхо, махнул рукой на мост и пробормотал первое, что пришло в голову.

– Подумал, оттуда можно свинтить пару гаек.

Особенно не надеялся, что Яхо мне поверит, но это было и неважно, главное, замка на засове не было. Я вернулся к самолету, взобрался по стремянки и принялся устанавливать на место фильтр. Хотел провести испытания до возвращения Шурума, но не успел.

Послышался щелчок магнитного замка, дверь в ангар распахнулась. В светлом квадрате возник тощий силуэт Шурума, который, то сливался, то раздваивался. Я прекратил работу и вгляделся. Шурум подошел к диспетчерской. Тут все и разрешилось: за спиной Шурума стоял Андрей, вдавив ему между лопаток ствол пистолета.

– Сидеть! – рявкнул Андрей, когда они зашли в комнату. Теперь он целился в Яхо. Тот сидел, не меняя позы, лишь слегка приподнял голову.

– Ключи от лашки! – проорал Андрей и оттолкнул Шурума. Я скатился со стремянки, вбежал в диспетчерскую. Шурум медленно, нарочито бесстрашно, вразвалочку прошел к столу, выдвинул ящик, вытащил ключ с брелоком в виде черепа. Держа его на вытянутой руке двумя пальцами, вернулся к Андрею. На его губах играла пренебрежительная ухмылочка. О ее природе я мог догадываться со стопроцентной вероятностью: он и Яхо уверенны, что самолет неисправен, и мы никуда не полетим. Поэтому Шурум так легко расстается с ключом. Ну, еще и потому, что у Андрея в руках пистолет.

Андрей выхватил ключи, протянул мне:

– Михалыч, заводи.

– Щас. Две гайки и все, – затараторил я, взял ключ и побежал к самолету. Жуткое волнение овладело мной, дернул же черт так не вовремя проверять фильтр. Визит Андрея оказался полной неожиданностью не только для авиаторов, но и для меня. Спотыкаясь, разрывая смирительные путы страха, я забрался по стремянке, схватил инструмент и разбитыми параличом руками, принялся заворачивать гайки.

С горем пополам у меня получилось, через пять минут я уже сидел в кабине и трясущимися пальцами вставлял ключ в замок зажигания. Не стал заводить мотор сразу. Помедлил несколько секунд, закрыл глаза, призвал в помощь Господа нашего милостивого, и только тогда замкнул цепь. Двигатели зачихали, лопасти провернулись рывком. Сначала завелся исправный правый, загудел ровно, набирая обороты. Левый перхал, дергался, взбрыкивал, пускал облака черного дыма, но и он, наконец, схватился. Гул моторов затопил все пространство ангара, ветер из-под винтов поднял мусорный вихрь.

Я судорожно перепрыгивал взглядом по приборной панели. От напряжения взмок. Капля пота затекла в глаз и щипала. Я выругался, с остервенением стал тереть его тылом ладони, пытаясь как можно скорее восстановить зрение. Увидел бегущего к воротам Андрея. Он на ходу совал пистолет за пояс. Я с тревожным чувством посмотрел в диспетчерскую, готовый увидеть трупы.

Шурум и Яхо стояли на четвереньках у арки, удерживающей свод ангара. Шурум дергался, как волк, пойманный в капкан. Его рот широко раскрывался, а лицо корежила злобная гримаса. Его проклятия в наш адрес перекрывал шум двигателей. Левая рука Шурума тянулась к полу, он немного привстал, низко опустив левое плечо, свободной рукой красноречиво водил по шее. Лица Яхо я не видел, только его широкую спину. Он появился через несколько секунд. В то же мгновение Шурум резко исчез, словно его утянула на глубину гигантская рыбина. Яхо стоял на коленях с прямой спиной, не кособочась, угрюмый и равнодушный. Смотрел прямо на меня, отчего становилось жутковато. Я поспешил отвернуться.

Яркая ослепляющая полоса света расползалась в стороны, разгоняя полумрак ангара по углам. Андрей распахнул одну, затем вторую створу, выбежал на улицу, замахал мне рукой. Я снял самолет с тормоза, увеличил обороты. Медленно в клубах пыли и мусора машина покатилась навстречу солнцу.

Сердце яростно колотилось, подобно поршням ревущих моторов, от волнения потели ладони. Я перебирал пальцами по штурвалу, облизывал губы, и плечом вытирал стекающий со лба пот. Летные навыки возвращались быстро, словно еще вчера закладывал виражи на «Карибе». В груди разрасталось и клокотало предчувствие полета, предчувствие небывалой свободы. Я вырулил из ангара, плавно повернул влево и покатил по асфальту к распахнутым настежь легким воротам из рабицы, где меня ждал Андрей. Он на ходу забрался в кабину, сел рядом на место второго пилота.

– Михалыч, отпускай, беру управление на себя, – тяжело дыша, проговорил Андрей, и я почувствовал, что уже не у руля, хотя продолжал держаться за штурвал. Я повернулся, посмотрел на него: лицо, словно высечено из камня, сосредоточенное, глаза горят, ни грамма волнения и суеты, движения выверенные. Андрей уверенно поднял самолет, и на высоте в полторы тысячи положил машину в горизонт.

– Ты как, старичок? – бодро спросил Андрей, поворачиваясь на мой пристальный взгляд. Широкая улыбка растянула его обветренные губы.

– Нормально, – ответил я, помолчал и добавил, – я подумал, ты их того…, убил.

– Больно надо, я их наручниками к колонне пристегнул.

– А Шурума где встретил?

– Я с десяти его караулил, у калитки за ржавым ситроеном прятался. Мне повезло, что Шурум вышел с ключами.

– Точно, – закивал я, – Яхо бы не открыл.

Андрей широко улыбался и смотрел на меня веселым мальчишеским взглядом. В его глазах прыгали и резвились чертики. Но было в них и что-то такое темное, глубокое до чего лучше не вглядываться. Я улыбнулся в ответ, сердце немного успокоилось.

– Куда летим? – спустя минуту поинтересовался я.

– На аэродром, – все еще улыбаясь, проговорил Андрей. – Сейчас круг дадим, покажем направление на юг, а сами вернемся на «Восточный». Вчера ночью туда вещички перетащил.

– А мои таблетки? – испугался я.

– В наличие, – хмыкнул Андрей, – твой дежурный чемоданчик в целости и сохранности дожидается хозяина в укромном местечке.

Я выдохнул, про себя подумал, – « Вот, человек! Все продумает, все предусмотрит. А ему это надо? Нужны ему мои таблетки?». Вслух сказал;

– Спасибо.

Я смотрел через стекло кабины на приплюснутые квадраты домов, на блестящие от солнечных батарей крыши, на пустынные линии улиц, на плешины площадей, на зеленые кущи заполонившие кварталы и меня брала печаль. Взяв город в кольцо, разросшийся лес потихоньку его поглощал. Ему некуда торопиться, времени в его распоряжении придостаточно. Зеленая масса выползла на дороги, цепляясь за кирпичи, за водосточные трубы, подоконники, карнизы, с маниакальным упорством карабкалась вверх, к солнцу. Преодолевала метр за метром, чтобы затянуть, а затем разрушить каменного исполина.