Александр Титов - Последний человек

– Процедура очистки окончена. – прозвучал женский голос искусственного интеллекта, и дверь в жилую капсулу разгерметизировалась.

– Спасибо. – тяжело выдохнув, поблагодарил я программу. Поднял свёрток и вошёл внутрь.

Тёплый, чуть приглушённый свет зажегся с открытием двери, а на панели напротив тут же появилась карта галактики с мигающими точками-колониями. Рядом, на соседнем экране, вокруг своей оси крутилась Земля с иссиня-чёрными морями и океанами, и с песочного цвета пустынными материками.

Пусть мне и стукнуло три дня назад семьдесят восемь лет, я не мог вспомнить Землю иной. Той зелёной, цветущей планетой, что осталась на старинных фото и в тысячах фильмов. Похожую красоту теперь можно было встретить в колониях, во многих световых годах отсюда. А Земля… Похоже, её конец я наблюдал своими глазами.

К концу 24 века мусор и токсичные отходы заполнили всё, загрязнив природу до предела и уничтожив добрую половину живых организмов. Затем, будто этого было мало, озоновый слой начал стремительно истощаться и делом времени стала минута, когда космическая радиация прорвётся в атмосферу. Ситуация выходила из-под контроля, надежда исправить что-либо своими силами таяла на глазах, и назревало самое тяжёлое решение в истории человечества.

В 2394 году, двадцать лет назад Звёздная Федерация его приняла. Было приказано покинуть столичную планету до тех пор, пока природа не восстановится сама. Либо навсегда. А всё командование перебралось на Терра Нову, самую развитую из полутора тысяч колоний.

Вместо миллиарда последних землян командование оставило на Земле тысячу сторожей. Добровольных наблюдателей процесса восстановления природы. Можно было обойтись автономными станциями: андроиды собрали бы сведения гораздо точнее и оперативнее, но уважение к колыбели человечества не позволило так прагматично отнестись к этому вопросу.

Им соорудили капсулы в крупнейших городах мира, обеспечили таблетированными питательными веществами и субстратом на ближайшие полторы сотни лет, а также снабдили искусственными деликатесами вроде кофе и шоколада для повышения морали. Медицинскими станциями для поддержания здоровья и молодости на клеточном уровне была оборудована каждая капсула, так что при лучшем исходе сторож мог прожить на Земле сто лет, а то и больше.

Одним из сторожей был я, пятидесятивосьмилетний мужчина, только-только закончивший разработку новой фабрики на Плутоне. Даже приблизительно я не представлял, как будет сложна эта работа. И не потому, что чрезмерные физические нагрузки отнимали последние силы, нет. Тяжёлым, а порой невыносимым, было наблюдать мёртвую, безжизненную Землю.

Я часто бродил по улицам Москвы и не понимал, как возможно такое. Ни единой живности, ни тончайшей зелёной травинки. За тридцать лет до этого я оставил родной город шумным, суетливым, пусть не без проблем, но живым. А когда вернулся уже не мог пройти без скафандра по тем местам, что поселились в моём сердце на полочке с названием «Детство. Отрочество. Юность».

Сложно было не только мне. За десять лет мы потеряли половину сторожей, ещё через пять лет нас осталась лишь сотня. А сегодня… сегодня нас было только десять человек. Кто-то погибал по неосторожности, забыв об опасности привычных вещей, несколько человек умудрились заболеть и не воспользоваться медицинской станцией вовремя. Но большинство сходили с ума. Они твердили, будто слышат голоса родных и видят лица друзей в иллюминаторах. Это было самым страшным испытанием, когда беспрерывно их взывали милые сердцу люди, и сдавались все без исключения. Кто раньше, кто позже, но все, рассказывающие о галлюцинациях, вскоре покидали капсулу без скафандра.

Поначалу большие потери возмущали командование. Они, сидя в тепле и уюте Терра Новы, окружив себя помощниками и секретарями, криком кричали от негодования. Считали нас ни на что не способными и называли неадекватными. Но жаренный петух заглянул к ним в гости раньше, чем к нам на замену были отправлены «адекватные люди». Одна за другой стали вымирать колонии. То неизвестная болезнь выкосит всё население в считанные недели, то колонисты принимались воевать на уничтожение между собой. Одним словом неприятности появились куда более важные, и на нас просто не осталось времени.

Впрочем и с этими важными делами справиться у командования не получалось. Постепенно из полуторы тысяч колоний осталась всего сотня крупнейших, а разорванные производственные цепочки обернулись серьёзным экономическим кризисом. Что уж там говорить о каких-то сторожах? Нам перестали отвечать три года назад, оставив один на один со своими проблемами.

Каждый день с тех пор я следил за картой галактики и со странным щемящим чувством ждал, когда потухнет очередной эфир. Колонии редко успевали даже сигнал бедствия отправить. Просто трансляция заканчивалась и точка гасла. Сегодня таких было сразу две планеты, что оставило безлюдным восточный рукав галактики.

– Андрей, – раздался голос искусственного интеллекта, оторвав меня от раздумий. – есть входящий звонок из Лос-Анджелеса. Будете разговаривать?

– Да, включай громкую связь.

– Привет, сосед! – тут же на экране с планетой развернулось новое окно, и показалось лицо Майкла. Смуглый парень с другого конца света, единственный из всех, кто до сих пор умел улыбаться. Привычка сильнее депрессии, что ли? – Чё как?

– Не плохо. Сходил прогулялся, в Большой Театр заглянул.

– О, круто. У нас тоже много больших театров. А как ваш называется? А за кулисы лазил?

Я не понял, шутил ли он, но на первый вопрос решил не отвечать.

– Нет, что мне за кулисами делать? Я же не актёр какой, да и на балерину не очень-то смахиваю.

– Зря, очень зря. Я бы полазил. Знаешь, как у нас в Голливуде.

– Да, я помню. В первый же день…

– В первый же день туда отправился, и знаешь, что?

– Знаю, ты в восторге.

– Вот именно, старик, я в восторге. Они там столько всего наснимали, что куда не наступишь, по-любому это место в фильме было. И это круто, старина, серьёзно, невероятное впечатление. Помнишь тот фильм, где они сначала поцеловались, а потом забыли об этом? Ну вот я на той скамейке посидел, представляешь?

Майкл говорил так быстро, что не будь нейросети, я бы ни слова не понял. Да и так не особо успевал за потоком его мыслей.

– Видимо, это была лучшая скамейка в твоей жизни?

– Ну, вроде того. Но вид там уже совсем не тот. Знаешь, когда видишь чёрный океан и высохшие деревья, сложно поверить, будто это то же, что и в фильме.

– Наверное потому я старые фильмы и не люблю.

– Да-да, я эти слова через раз слышу. Ты, кстати, нашёл ту пластинку? Магомаева, кажется.