Майкл Диллард - Последний Рубеж

– Посмотри на нее! – снова потребовал голос, – и убедись, что она была мертва уже в тот миг, когда ты побежал за помощью. Ее убили пираты, а не ты. А ты – слабый, трусливый мальчик, боявшийся леса и дикого зверя, минутный свой испуг признал за преступление. И это в мире, переполненном преступлениями, в мире, где каждый преступник выдает себя за жертву. Но даже свой минутный испуг ты преодолел и пришел на помощь подружке своего детства, которой еще можно было помощь. Открой глаза, посмотри на нее и убедись, что ты не виноват.

Прикрыв лицо руками, Зулу какое-то время стоял в нерешительности, потом медленно опустил руки и открыл глаза: миссис Везель уже похолодела, пепельно-серый цвет окрасил ее лицо, а ногти и кончики пальцев отсвечивали мертвой синевой. Зулу не мог спасти ее. Он смотрел на труп женщины без чувства вины и без страха за самого себя, без стыда, мучившего его долгие годы.

Переполненный чувством свободы и необыкновенной легкости, Зулу поднял глаза на стоявшего рядом, увидел темные, едва различимые черты незнакомого лица и взгляд, наполненный мудростью и любовью.

– Спасибо тебе, – сказал Зулу, – за твою доброту. Ты освободил мою душу от самого тяжелого груза. Позволь тебе отплатить тем же, Я сделаю все, что ты пожелаешь.

К несказанному удовольствию Зулу незнакомец благосклонно улыбнулся ему в ответ.

Камера для арестантов стала для Спока камерой изощреннейшей пытки – пытки чувством вины. Виноватый перед всеми, он не мог оправдаться хотя бы потому, что его оправдания никому не нужны – дело сделано, и исправить что-либо поздно.

И попробуй докажи кому-нибудь, что он не мог убить Сибока вовсе не из-за приверженности к пацифистской философии Суракиана, а просто не мог поднять руку на своего старшего брата.

Но, если честно признаться, то было время, когда Спок смотрел на Сибока не как на брата, а как на преступника, заслуженно подвергшегося наказанию. И все-таки, даже в то время он не смог бы поднять на него руку, настолько он был признателен Сибоку за его доброту и братскую нежность. Память добра неизгладима, от кого бы это добро ни исходило. А Сибок вошел в жизнь и в память Спока как воплощение доброты.

Начать хотя бы с того, что Спок – наполовину землянин – чувствовал свою неполноценность, хотя и был, как он считал, единственным сыном своего отца – Сарека. Да и сам Сарек не скрывал, что ему хотелось бы иметь другого сына. И когда Споку исполнилось, по земным меркам, тридцать лет, Сибок вошел в их семью полноправным членом и действительным наследником своего отца.

Больше всего Спок боялся, что Сибок не признает его за настоящего брата, за настоящего вулканца, каким, без всяких сомнений, был Сибок. Кроме того, Сибок был адептом учения колинару, рожденный в Резиденции Гол, куда таким, как Спок, и доступ был запрещен.

Но представленный своему младшему брату, Сибок поднял руку в приветственном салюте вулканцев, и с братской теплотой в голосе произнес:

– Т'Хайл, брат.

И это приветствие разрушило все барьеры между братьями, отбросило прочь все сомнения, а породило искреннюю любовь…

Спок отогнал воспоминания, заставил себя вернуться к действительности – в камеру арестантов и к ее обитателям.

По тому, как вел себя капитан, было совершенно ясно, что он еще не остыл от недавних событий и заново переживает их: Кирк мерил камеру торопливыми шагами, мрачно глядя себе под ноги. Спок и Маккой молча сидели на одной жесткой койке и наблюдали за ним. Наконец Кирк не выдержал, остановился перед своим первым офицером и, размахивая перед его носом широко растопыренной кистью правой руки, недоуменно произнес:

– Черт возьми, Спок! Я просто не могу поверить!

Спок не изображал из себя невинную овечку. Он знал, что капитан прав, и что дальнейшее молчание недопустимо. Настало время дать объяснение и своему молчанию, и своим непонятным поступкам.

– Капитан, – начал он спокойным голосом, глядя в разъяренное лицо Кирка:

– Что я могу сделать, чтобы вернуть твое доверие?

– Еще раз предать всех нас, находящихся на борту корабля!

– Я сделал больше того, что ты предлагаешь – я предал тебя, своего капитана, и не надеюсь, что ты простишь меня, – подтвердил обвинение Спок.

– Простить тебя? – до шепота понизил свой голос Кирк, – да я бы дал тебе пинка, чтобы ты вылетел за борт…

– Если ты думаешь, что это поможет, – покорно согласился Спок.

– Я бы попридержал его, Джим, – с сарказмом вмешался Маккой, – в космосе и без того дерьма хватает.

Спок с удивлением посмотрел на доктора, а Кирк напомнил ему:

– Опять торопишься с этим словом, старина. – И вновь обратился к вулканцу:

– Спок, но почему ты так поступил? Все, что тебе предстояло сделать – это нажать на курок. Я не просил тебя убивать его. Я понимаю, что убийство для тебя неприемлемо. Но ты мог ранить его в ногу и хотя бы остановить таким образом. Неужели мне надо тебе объяснять, что общее благо весомее блага одного, хотя бы самого великого человека. Нам на нашей собственной шкуре довелось испытать этот классический афоризм.

– Капитан, – с убежденностью произнес Спок, – если бы я нажал на курок, Сибок был бы уже мертв.

– Почему? – глаза Джима лихорадочно блестели, он нетерпеливо ждал ответа, хлопая себя по бедрам, – объясни?

– Как объяснил сам Сибок, он не остановился бы, пока я не убил бы его, а просто раненый, он по-прежнему оставался бы грозным противником. Он не успокоился бы до тех пор, пока «Энтерпрайз» не оказался бы в его руках. Возможно, вы заметили, что Сибок…

Кирк с мольбой вскинул руки, словно прося божьей помощи:

– Спок, мы поставили на карту двести жизней против одной! Неужели ты не понимаешь, что должно перевесить?

– Я хорошо знаю Сибока – он не убьет…

– Да он – сумасшедший! – выкрикнул Кирк, сам едва не сходя с ума, и Спок понял, что пришло время для полного откровения.

– А вам не приходило в голову, капитан, что вы приказывали мне убить моего брата?

– Не сомневаюсь, что как вулканец, Сибок – твой собрат, могу даже допустить, что когда-то вы были друзьями. Но что-то я не заметил, что вы питали симпатии друг к другу, тем более, что с твоей стороны и оснований для этого не было. Так что твой довод…

Спок прервал его – предотвратить неизбежное не было никакой возможности:

– Ты не хочешь слушать меня, Джим. Но ты послушай: Сибок и я – мы сыновья одного отца – Сарека.

Маккой, сидевший рядом со Спокам, отшатнулся от него так, что чуть не упал с койки, успев издать лишь одно слово:

– Что?

Некоторое время капитан пристально смотрел на своего Первого офицера, пораженный услышанным. А придя в себя, спросил:

– Он – твой брат?

Спок кивнул.