Майкл Фридман - Зов тьмы

Триеннор что-то пробормотал. Даннор не расслышал, но понял: сказанное относится к Видеослужбе.

После этого старик встряхнул головой, как бы отгоняя ненужные мысли, одолевавшие его.

– Ты помнишь два правила? – спросил он. Даннор легко вспомнил их...

Так легко, что сам удивился.

– Да... Конечно, помню.

– Правило первое, – произнес Триеннор. – То, от которого всегда хочется отказаться: вещи более ценны в малых количествах.

Сын хотел вслух воспроизвести второе правило, но почувствовал себя крайне глупо. Ведь он давно уже не ребенок...

Увидев замешательство Даннора, отец сам провозгласил:

– То, что ничего не стоит, не имеет и цены. То, что имеет ценность, всегда дорого.

В эту игру они играли еще в детстве... Загадочная игра, ее смысл всегда ускользал от Даннора. Теперь, спустя, годы, все становилось на свои места.

– Так... Правила об этом... О... Видеослужбе?

Триеннор пожал плечами.

– Конечно, Видеослужба – хороший пример... Если они станут показывать Конфликты день и ночь, мы быстро устанем от них. Но, выдавая их порциями, тем более, в определенные часы, они поддерживают в нас аппетит, желание вернуться к видеоэкрану в следующий раз.

– А второе правило относится к плате за видео?

– Да, к плате, – жестко произнес отец, – которую большинство из нас не может внести... Но если бы видео оказалось хотя бы капельку дешевле, мы не стали бы относиться к нему как к роскоши и не ждали бы с нетерпением урочного часа.

Даннор кивнул, соглашаясь.

На город опускались сумерки. Облака потеряли кровавую окраску и слились с небом. На востоке появились первые звезды.

Ветер изменил свое направление, и мужчин окутало зловоние реки.

Запахло дохлой рыбой, мусором и фабричными отбросами.

– Но ты сказал, что Видеослужбы – только пример, – продолжил молодой человек. – Правила применимы и к другим вещам?

Триеннор задумался, прежде чем заговорить. А когда прервал тягостную тишину, то ответил вопросом на вопрос:

– Зачем ты вступил в Армию?

Даннор подумал, что должен резко ответить на эту фразу, но оказалось – сделать это непросто. Не легко говорить такие слова человеку, стоящему сейчас рядом с ним.

– Я полагал... Считал, что я, потерял такую возможность, – вернее, мы потеряли – после того, как ты женился на моей матери... Я думал это мое право.

Триеннор кивнул.

– Ты откровенен.

Отец никак не показал, что обиделся, и Даннор вздохнул облегченно. А старик, как бы не замечая возникшей неловкой паузы, продолжил:

– А если бы я не покинул Армию? Если бы я женился на женщине своей Касты? Стал бы достаточно могущественным, чтобы обеспечить тебе высокий пост, как только ты подрастешь?

Даннор никогда не задумывался о такой возможности.

– Твое желание оставалось бы так же велико? – настаивал отец.

Молодой человек задумался, взвешивая слова ответа.

– Я... не знаю... Вряд ли.

– Вряд ли, – повторил Триеннор. – Но ты жаждал служить, потому что у тебя отняли эту возможность. И твое желание только увеличивалось при достижении определенных успехов...

Слова отца показались ужасно знакомыми.

– Правило первое, – догадался он.

– Да, Правило первое... А теперь второй вопрос: чем ты заплатил за успех?

Даннор не понял. Должно быть, это отразилось на его. лице.

– Плата в самом широком смысле слова, – пояснил отец, – только не деньги. То, что приходится отдать взамен другого, можно считать платой.

Поэтому возникает вопрос: что ты отдал? Что потерял из приобретенного раньше?

Теперь Даннор понял направление мысли отца.

– Семью... – ответил он. – Тебя...

Истинная правда! Безоговорочным условием для поступления на службу в Армию оказался отказ от своего прошлого, от своей матери из Низшей Касты и, самое главное, – от отца. Ему пришлось отказаться и от наследства, чтобы подчеркнуть свое неприятие поведения собственного родителя.

Даннор ожидал, что Триеннор подтвердит ответ. Тогда можно продолжить речь... И вдруг сын увидел боль в глазах отца.

Такой реакции он мог ожидать от того замкнутого человека, который все время проводил, сидя у окна. Но уж никак от человека, с которым вел разговор сейчас. Переход оказался слишком внезапным, но одновременно и успокаивающим.

Триеннору потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, убрать выражение страдания и боли со своего лица.

– О, Боги! – сказал он. – Я даже не подумал об этом. Просто имел в виду, что ты потерял в себе, в своей душе... возможность смотреть на мир глазами человека, а не военного болванчика, видеть дальше предписанных задач – саму правду.

Сердце Даннора почти остановилось, охваченное холодной рукой неясных предчувствий.

– Что ты имеешь в виду? Перемены в моей, душе? Но я – это я!

Триеннор покачал головой.

– Нет. Ты только так думаешь. Но пока ты преследуешь, как убежден, свои цели и амбиции, ты следуешь их целям и задачам. Ты – самый обычный рядовой винтик в громадной военной машине. – Он тяжело вздохнул. – Я тоже был таким винтиком...

И снова повисло тяжелое облако глубокого молчания, прерываемое только криками голодных птиц, которые кружились над застывшей водой.

– Ты горюешь о смерти матери, – сказал Даннор, – поэтому так говоришь... Из-за этого присоединился к людям, которые шепчутся по углам.

Впереди показалась пристань. Рядом угадывались силуэты рыбацких баркасов, покачивающихся на волнах.

– Нет, – возразил Триеннор. В его голосе послышались злые нотки, хотя на лице это никак не отразилось, – не из-за горечи... Я думал подобным образом еще задолго до смерти матери. Она, конечно же, говорила тебе, что я знал о наказании, которое последует в случае моей женитьбы на ней?

– Да, говорила.

– В то время я полагал: мой поступок обусловлен только моей любовью к ней. Я, действительно, любил ее... Но на самом деле мне пришлось уйти из Армии не из-за матери. Просто я видел вещи, с которыми не мог мириться, в Конфликтах, в обществе... А самое главное, в самом себе. Я не мог больше оставаться прежним, но и не мог победить эту систему... По крайней мере, так я думал тогда. Поэтому мною был выбран путь трусливого зайца: женился на твоей матери и вынудил руководство отстранить меня от дел, которые органически не переносил.

Даннор слушал высказывания отца и начинал понимать его странные бдения у окна. Триеннор, оказывается, искал не новых возможностей для осуществления своих планов, а – храбрости.

Теперь, видимо, отец нашел ее... Но куда она завела его?

– Конечно, я не понимал этого, пока мать не умерла. Но затем у меня открылись глаза. Я увидел, что есть множество людей, думающих точно так же, желающих кардинальных перемен.

Молодому человеку такое добавление не понравилось, и он возразил: