Александр Шелухин - Звёздный янтарь

В это время человек пошевилился и я смог кое-как разглядеть его лицо. Воистину говорят, что мир тесен! Под кустиком мирно спал в обнимку с здоровенным ружьем ни кто иной, как Антон Петрович Беклемишев! Прямо как нерадивый охранник на автостоянке.

Сегодня все сговорились что ли дрыхнуть в самых неподходящих для этого местах? Нет, это выше моего понимания… Зато я прочухал, что меня так насторожило во время оправления естественной надобности. Все просто: звук был не тот! Потому как поток жидкости, падающий под воздействием сил гравитации на травку, создает меньше шума, чем аналогичный поток жидкости, с рикошетом отскакивающий от пластикового термоса. Это если культурно выражаться, заменяя неприличные слова политкорректными физическими терминами.

А еще, – мало мне других неприятностей! – я понял, что без труда различаю в кромешной тьме каждую травинку под ногами и каждый листочек с куста. Чудненько! Дошел и мой черед стать жертвой загадочной эпидемии, свирепствовавшей в нашем лагере… Нет, супергеройское рентгеновское зрение у меня не прорезалось. Просто мои ладони, а также ноги до коленок начали светиться! Правда, не ядовитой желтизной, как у всех. А таким, знаете ли, бледно-голубым холодным сиянием. Что интересно, светились как собственно упомянутые части тела, так и прилегающие к ним рукава-штанины многострадальной пижамы. Вот где меня угораздило?

Пока я удивлялся, за что мне, горемычному, судьба посылает столько испытаний, свечение от моих рук и ног вошло в полную силу. И как следствие, на "голубой огонек" стали подтягиваться гости. Орды каких-то бесцветных мотыльков затеяли водить вокруг меня хороводы. Все бы ничего, но, видимо, подстегиваемые инстинктом размножения, проклятые бабочки совсем страх потеряли. Лезли в глаза, в ноздри, а самые наглые так и норовили забраться в мне в рот. Целый рой чешуекрылых тварей, пользуясь плачевным состоянием моей пижамы, настойчиво пытался заселиться ко мне за пазуху. "Надо будить господина лейтенанта и мотать отсюда быстрей! – подумал я с тревогой. – Ну их нафиг, эти брачные игрища! Того и гляди эти сволочи икру мне в уши икру метать начнут…"

Но Беклемишев уже и сам проснулся. Ну как сам… Думаю, моя заслуга в этом деле тоже имеется. Когда над тобой источающими холодный синий свет конечностями гоняют порхающих туда-сюда бабочек, поневоле подскочишь, как пчелой ужаленный. Лейтенант приподнял голову и некоторое время наблюдал остекленелыми глазами за моим фитнесом. Потом с наслаждением зевнул и пробурчал: "Боже, какая муйня снится!" И, как говаривали древние, – "вдругорядь сомкнул сонные вежды".

Впрочем, скоро до Антона Петровича дошло, что я совсем не персонаж его кошмарного видения. Осознание этого факта, очевидно, включило выработанные годами полицейские рефлексы. Уже через секунду сон с лейтенанта как рукой сняло. А еще через секунду ружье было нацелено мне точно в солнечное сплетение. Это я определил по дрожащем у меня на груди красном пятнышке от лазерного прицела. Я мысленно попрощался с жизнью. Потому что даже самый придирчивый судья Беклемишева оправдает. Выстрелить спросонья в некое сияющее существо, окруженного нимбом из живых мотыльков? Да любой здравомыслящий человек сделал бы на его месте то же самое!

Несколько мгновений, в течение которых Антон Петрович идентифицировал мою личность, были не самыми приятными в моей жизни. Убедившись, наконец, что я не черт с коровьим хвостом, посланный забрать его в адские вертепы для оборотней в погонах, полицейский опустил ружье.

Далее господин лейтенант, несмотря на полнейшую абсурдность происходящего, действовал четко. Перво-наперво, приказал мне зажмуриться и не дышать и опрыскал меня какой-то гадостью из баллончика. Мотылькам угощение пришлось не по вкусу (впрочем, как и мне). Понеся от токсичного аэрозоля жестокие потери, летающая мелюзга отвалила на безопасное расстояние. А когда я закутался в маскировочную накидку, пожалованную Беклемишевым с барского плеча, настырные насекомые вообще потеряли ко мне всякий интерес и сгинули в гуще зарослей. Наверное, подались всем скопом в лагерь. Там светящихся чудил вроде меня сейчас человек тридцать-сорок шарохается. Уж там букашкам будет где развернуться!

– А теперь, Дима, объясни мне, – строгим шепотом произнес лейтенант, скинув шлем себе под ноги, – за каким хреном ты, положив болт на мои недвусмысленные инструкции вышел ночью из модуля? Я же просил: как стемнеет, забиться в конуру и носа оттуда до утра не высовывать! И, кстати, как ты меня нашел? Интересно было бы также узнать, почему ты сияешь, как уличный фонарь?

– Я тоже очень рад вас видеть, Антон Петрович! – ответил я полицейскому. – Что вам сказать? Если бы вы не проспали все это время тут под кустиком, как ночной сторож, то видели бы, что условия договора я выполнял, пока это было физически возможно. То есть пока существовала пресловутая конура. А за полным отсутствием таковой…

– Что ты несешь, студент?! Кто тебе тут ночной сторож? – раздраженно перебил меня Беклемишев. – Чтобы я, бывалый коп, уснул в засаде?! Вот тебе доказательства…

Как я понял, что Беклемишев специально устроил лежку в кустах напротив нашего модуля. Чтобы подловить бандитов, если таковые заявятся к нам под покровом ночной темноты. Оказалось, хитрюга-лейтенант специально надел мотоциклетный шлем со встоенным видеорегистратором. Очень удобно, между прочим. И преступникам от видео нелегко отпереться, и для разбора полетов самое то.

Настырный полицейский решил не откладывать дела в долгий ящик. Подключился к видеорегистратору через смартфон и на ускоренном режиме просмотрел запись. До полуночи лейтенант нес вахту честно, не придерешься. Камера регистратора снимала то наш пока еще целый модуль, то телефон в руках офицера. И так по кругу. Правда, несколько раз телефон с бегающими монстриками на дисплее уступал место колпаку от термоса с хваленым Макакуанским кофе. Также несколько раз в кадр попадала плоская фляжка в руке лейтенанта. Когда фляжка подносилась ко рту, камера регистратора несколько секунд показывала звездное небо. Если кто не понял, Беклемишев все время играл в какую-то "стрелялку", попивал для бодрости кофе, а для сугреву – коньячок. При этом не забывая периодически поглядывать на охраняемый объект. Так, скрашивая тяготы и лишения полицейской службы доступными стимуляторами, лейтенант и просидел бы до утра. Но за пять минут до полуночи (по таймеру видеорегистратора) изображение резко дернулось и замерло.

Лейтенант промотал запись на час вперед. Регистратор показывал одну и ту же статичную композицию: светлое пятно злочастного термоса на фоне темных зарослей терновника. Если судить по ракурсу съемки, получалось, что шлем с головой Антона Петровича внутри долгое время лежал на боку. И после этого господин лейтенант будет мне говорить, что всю ночь глаз не смыкал!