Бен Бова - Венера

- Но…

- Я едва успеваю выравнивать корабль, чтобы судно хотя бы не так стремительно теряло высоту.

Словно в доказательство ее слов, корабль сделал очередной отчаянный нырок. Мне показалось, я услышал стоны с той стороны, где оставался поджидавший нас экипаж.

- Такова обязанность капитана,- сказала Дюшамп, выразительно посмотрев на меня. Затем улыбнулась, как обычно, едва заметно. Можно сказать, одарила улыбкой. Еще точнее - удостоила.- Я знаю, что вы были против моего назначения, но я отношусь к своей работе серьезно.

- Ты погубишь себя! - закричала Маргарита.

- Уведите ее отсюда,- обратилась ко мне Дюшамп. Не отпуская проема люка, я быстро соображал:

- Хочу сделать вам предложение. Она вопросительно приподняла бровь.

- Я помогу Маргарите одеться и потом приду на мостик с вашим скафандром. Затем вы оденетесь и пойдете к аварийной капсуле.

Она кивнула.

- Пошли,- сказал я Маргарите, девушке с именем заменителя масла.

- Нет,- отрезала она. И, обернувшись к матери, добавила: - Без тебя я отсюда ни шагу.

На лице Дюшамп возникло выражение, видеть которое мне еще не доводилось. Нет, это был не суровый взгляд капитана, а что-то новое, матерински нежное и чистое, полное жалости и сострадания к собственному ребенку.

- Маргарита, иди с ним. Со мной все будет в порядке. Я же не самоубийца.

Прежде чем она успела ответить, я схватил ее за руку и буквально вырвал из кресла и повлек с мостика по наклону перевернутого коридора, к воздушному шлюзу, где хранились скафандры.

- Она погубит себя,- прохрипела шепотом Маргарита, как будто доказывала это себе самой. И повторяла снова и снова, пока я помогал ей одеваться: - Она погубит себя.

- Я не допущу этого. Я ей не позволю,- пообещал я, сам себе не веря.- Я одену ее в скафандр насильно и отволоку к аварийному выходу.

Говорил я это, конечно, в первую очередь для того, чтобы успокоить Маргариту, и не сомневался, что она прекрасно все понимает. Однако она безмолвно подчинилась, позволив упаковать себя в проткнутый скафандр - такой же, как и на всех остальных.

Проверив шланги и кабели ее заплечного ранца, я снял последний оставшийся скафандр и снова поплелся на мостик. Корабль выравнялся и его вроде бы перестало трясти. Может быть, мы достигли мертвой зоны, куда не заглядывали ветра, или наконец сошли под облака и планировали в области повышенного давления.

Добравшись до мостика, я предложил капитану последить вместо нее за регулировкой двигателей, пока она будет надевать скафандр.

Она снисходительно улыбнулась:

- Если бы я поучила вас этому хотя бы несколько дней…

- Тогда вызовем сюда Родригеса? - предложил я.

- Сейчас пойду за ним,- сказала Маргарита. Подняв руку, чтобы остановить дочь, Дюшамп сказала:

- Интерком по-прежнему работает, дорогая.

- Так вызовите его,- сказал я тоном приказа.

Казалось, она задумалась на полсекунды, затем потянулась к тумблеру интеркома в рукоятке кресла. Прежде чем она успела сказать, вспыхнула крошечная лампочка вызова.

Дюшамп сделала запрос по компьютеру:

- Ответить на вызов.

Мрачное широкоскулое лицо мужчины появилось на экране. Ларс Фукс. Я узнал его. Лицо пылало злобой.

- Я принял ваш сигнал,- сказал он без предисловий.

Командный компьютер «Геспероса» был запрограммирован посылать SOS, когда исчерпаны все резервы безопасности. В то мгновение, когда сработала общая аварийная сигнализация и автоматически захлопнулись люки, компьютер сделал немедленный запрос о помощи. Примерно в течение десяти минут его передали МКА на Землю: стандартная процедура безопасности для космических полетов.

- Мы готовимся оставить корабль,- сказала Дюшамп.- Мы падаем, лишившись воздушного носителя, корпус прорвало.

- Держитесь,- посоветовал Фукс. На лице его было написанно недовольство и раздражение, а также, как мне показалось, отчаяние.- Приближаюсь к вам на максимальной скорости. Вы будете приняты на борт «Люцифера».

Странно: выражение лица Дюшамп тут же смягчилось.

- Ларе, не стоит этого делать. Раздражение не покинуло его:

- Я сделаю это, черт меня раздери. Правила МКА предписывают: всякое судно в месте аварии должно оказать посильную помощь, помните?

- Но ты же не можешь…

- Если я не приду вам на помощь,- оборвал он ее,- МКА устроит мне все, о чем только можно мечтать. Меня вывесят и высушат. Они любят на мне отрываться. Я у них и так любимый мальчик для битья. Все, хватит с меня.

Я изучал его лицо на главном экране мостика, по крайней мере, в два раза больше натуральной величины. Злобы там хватало, это уж как пить дать. И горечь, и обида такая, какой мне видеть еще не приходилось. Ларе Фукс выглядел, как мужчина, которому приходилось принимать суровые решения в течение всей своей жизни, решения железные, решения, которые стоили ему дорого. Он заплатил за них покоем и всеми радостями бытия. Безрадостным - вот каким было его лицо, поэтому оно не походило ни на одно из человеческих лиц, встречавшихся мне в жизни. Даже проблеска единственного мгновения простого человеческого счастья не было в нем. Он оставил надежду на эту радость долгие годы назад.

Две-три секунды заняло у меня принятие решения. За это время приняла решение и Дюшамп.

- У нас остались минуты, Ларс. Потом гондола разобьется.

- Наденьте скафандры. «Люцифер» подойдет в зону под вами через…- глаза его метнулись к экрану с данными, который располагался вне досягаемости камеры,- …двенадцать минут.

Дюшамп испустила глубокий вздох, затем отрывисто кивнула.

- Хорошо. Мы будем готовы.

- До встречи,- хмуро сказал Фукс. Странно, голос его не похоже что подобрел, но стал чуть мягче.

Родригес вернулся на мостик и перенял управление, пока Дюшамп надевала скафандр. Ей пришлось выйти в коридор, потому что места для этого на мостике не оказалось. Мы с Маргаритой проверили, все ли у нее в порядке. Несколько мелких трещин делали скафандр пригодным, по крайней мере, на час.

- Отправляемся на «Люцифер»,- раздался ее приглушенный голос из-под шлема. Мы были так близко, что я мог видеть ее лицо сквозь два затемненных стекла. То же самое решительное волевое выражение на лице. Ни следа страха или неуверенности. Если ее что-то и беспокоило или пугало, то это невозможно было прочитать на ее лице.

Маргарита сказала мне что-то, но я не расслышал: «Нам там будет лучше» или что-то в этом роде. Да и какая разница, что она там сказала. Я был рад слышать ее голос. Тем более, голоса друг друга мы могли слышать уже и не только через стекла шлема - благодаря стараниям жуков. Впрочем, особого давления выдерживать бы не пришлось - атмосфера на Венере на этой высоте чуть плотнее земной.

Казалось, в руках Родригеса корабль успокоился, как прирученный зверь, узнав своего истинного капитана. Впрочем, это могло оказаться всего лишь моим предубежденным отношением к нашему железному капитану. Но, несмотря на то что качка угасла, гондола продолжала скрипеть и стонать, словно раненый зверь. Я стоял в коридоре и боролся с собой, чтобы криком не выдать собственный страх.