Бен Бова - Венера

- И что случилось? - спросила Маргарита.

- А как ты думаешь? Он спрыгнул на тросе и схватил его за лодыжки, понадеявшись на крепость страховочного троса.

- Но эти тросы могут выдержать нагрузку в несколько тонн,- услышал я свой голос.

- Они-то могут,- саркастически отвечал Фукс.- Но поручни, к которым они привязаны, на это не рассчитаны. Поручень сорвало - и все,- он отмахнул рукой в сторону.- Олух Царя Небесного!

Значит, помощник капитана пытался спасти Родригеса. Это их предсмертные крики преследовали меня все время, пока я падал на корпус «Люцифера».

Фукс ткнул коротким толстым пальцем в техника, сидевшего справа от командирского кресла. Это была высокая, крепко сложенная женщина с округлым, плоским азиатским лицом. Больше всего она походила на эскимоску.

- Так что теперь вы, Амарджагаль, будете моим первым помощником.

Он снова ткнул пальцем, на этот раз в жилистого молодого человека рядом с ней.

- Нодон, вы - второй пилот.

Оба, получившие новые должности, кивнули. Неужели так ничего и не скажут? Может быть, Фукс набрал в команду немых?

Теперь он опять повернулся ко мне.

- У меня появилась вакансия техника по связи,- сказал он несколько смягчившимся тоном.- Теперь это место займешь ты, Хамфрис. Эта работа не требует особого труда и способностей, так что ты с ней вполне справишься.

- Минуту, Фукс, я только…

Он пнул меня в левую голень, так что я сморщился от боли. Когда я взвыл и склонился к ушибленному месту, я увидел, как на меня опускается его правый кулак. Но с этим я уже не мог ничего поделать. Он ударил меня в селезенку, а потом еще добавил слева, попав на этот раз в лицо. Я упал на палубу так, что у меня в глазах стало двоиться.

Фукс склонился надо мной, уперев кулаки в бедра, с кривой улыбкой на широкоскулом лице.

- Больно, не правда ли?

Я не мог ответить. Все, что я мог,- корчиться и стонать от боли.

- Это первый урок дисциплины на моем корабле,- сказал он ровным бесстрастным голосом.- Ты будешь обращаться ко мне «сэр» или «капитан Фукс». И следовать моим приказам точно и неукоснительно. И быстро. Понял?

Я видел вспышки перед глазами. Я не мог ничего сказать, даже дышал через силу. Фукс пнул меня в ребра.

- Еще раз повторяю: понял?

Я кивнул. Слабо, как поверженный воин. Удовлетворенно хмыкнув, он отошел.

- Найдите койку для нашего нового техника,- распорядился он.

Боль - это еще не самое страшное. Для меня было страшнее всего присутствие Маргариты, которая стояла безмолвно, как статуя. Пока я лежал на палубе, она ничем не выразила желания поддержать меня или прийти на помощь.

Я терял сознание. Дыхание с трудом вырывалось из моих легких. Когда мир поплыл перед моими глазами, последнее, что я увидел, был Фукс, который манил своим толстым коротким пальцем Маргариту.

- Пойдем со мной,- позвал он ее. И она пошла.

Все кануло во мрак.

Я брел по своему садику, разбитому возле дома в Майорке. Рядом шла Гвинет. Она была в каком-то легком платье, прозрачном настолько, что я мог видеть сквозь ткань ее обнаженное тело. Платье вздымалось волнами от бриза, веющего со стороны моря.

За ухом прозвенел москит. Я оказался крайне раздосадован. Генетический контроль уничтожил насекомых-паразитов по всему острову. Что случилось? Что-то не так?

Я повернулся спросить Гвинет, но ее уже не было. Маргарита. Она шла рядом со мной в скафандре, при полном комплекте, со шлемом в руках, точнее, в перчатках. В скафандре, в моем прекрасном саду, на берегу Средиземного моря, в солнечный весенний полдень!

Я улыбнулся. И она улыбнулась в ответ. Но затем я почувствовал жало насекомого в обнаженном предплечье и прихлопнул его.

- Тебе лучше надеть скафандр,- сказала Маргарита мне, и тут я увидел, что это была не Маргарита, а ее мать.

- Но вы же умерли,- пробормотал я, не веря своим глазам.

- То же самое ждет и тебя, если не наденешь скафандр! - очень серьезно предупредила она.

- Но у меня же нет скафандра,- возразил я.- Зачем бы я стал хранить здесь скафандр?

Вместо ответа она указала рукой в перчатке на Средиземное море. Море кипело, пузырясь и с диким шипением испаряясь, превращалось в громадный массив облаков, встающих в небе, где внезапно пропал голубой цвет, сменившись на чахлый серо-желтый. Интенсивное свечение прожигало облака… Солнце казалось таким близким, гигантским и жарким, словно какое-то все испепеляющее божество сошло на землю, чтобы истребить все, чего оно коснется.

- Скорее! - закричала капитан. Теперь я не мог точно определить, была это Маргарита или ее мать. Она уже надела шлем.

Я стремительно развернулся и стал озираться по сторонам, в поисках скафандра в своем саду. Но все, что я нашел,- это прекрасные цветы и лозы, которые уже ссыхались, коробились и обугливались у меня на глазах.

Все насекомые вдруг набросились на меня, кусая, терзая мою плоть, зарываясь мне под кожу и пожирая внутренности. Я чувствовал, как они гложут меня изнутри, и когда я попытался крикнуть, из меня не вышло ни звука. Они сожрали даже мой голос.

Но я слышал другие крики. Долгие, душераздирающие вопли мужчин и женщин, которые падали и падали сквозь кипящий горячий воздух, стеная: «Спаси-и-ите-е!»

Я открыл глаза. Я лежал на койке, куда меня бросили, и тело мое все еще ныло после побоев Фукса. Мои апартаменты на этот раз состояли из крохотной секции, отгороженной от других коек тонкой пластиковой задвигающейся дверью типа японского «шодзи».

Как давно я здесь валялся, не знаю. Я уже долго был без сознания. Я слышал, как мимо меня ходят люди. Из-за перегородки доносились разговоры на незнакомом гортанном языке.

Я ощущал во всем теле чудовищную слабость. Без регулярных уколов транквилизаторов количество красных кровяных телец падало до такой степени, что я мог впасть в кому и умереть. «Может быть, это не самый худший вариант»,- думал я сейчас, лежа здесь, жалкий и совершенно одинокий. Никого моя смерть не обеспокоит. Никто меня оплакивать не будет. Я ничего не значил ни в чьей жизни. И, собственно говоря, никакой разницы для мира нет, буду я в нем жить или нет. Кому я нужен: отцу, который от меня избавился; брату, которого уже давно нет; или Гвинет, которой, как и остальным живым, нужны прежде всего деньги? Да, для мира не составит никакой разницы, буду я в нем жить или оставлю его навсегда.

- Ван? - голос Маргариты позвал меня тихо из-за перегородки «шодзи». Я видел сквозь экран ее силуэт: темная тень легла на белые квадраты пластика.

- Ван, ты проснулся? - позвала она вновь.

- Зайди,- сказал я, удивленный, что я еще могу что-то сказать. На самом деле я определенно не чувствовал в себе сил даже для того, чтобы вести разговор.