Эль Бланк - Романтика космоимперии. Неуловимое счастье

Унылое бормотание постепенно возвращает меня в реальность. Ещё не полностью очнувшись от забытья, я начинаю прислушиваться к словам уставшего идарианца, осознавая, что тот продолжает тяжело шагать. Он всё ещё идёт? Неужели так далеко?

– Выхожу его – хоть какое-то живое существо рядом будет. Понятливый, обучить попробую. Наверное, и пользу приносить сможет, к примеру, нежданных визитеров спровадить или по хозяйству что сделать… – продолжает он рассуждать вслух. Впрочем, голос звучит так тихо, что я едва могу разобрать слова. А уж что творится в его душе в этот миг! Смесь тоски, грусти и безнадежности. – Женщины? Мне пора перестать думать о них. Их меньше, значит, кому-то из мужчин предначертано остаться в одиночестве. Раз я родился таким увальнем, к чему мечтать о несбыточном? Представлять себе её – тёплую, живую, покорную – рядом. Изводить себя фантазиями о прикосновениях к нежной коже, длинных шелковистых волосах, пряди которых пропускаешь сквозь пальцы, искать во снах взгляд зеленовато-голубых, как воды солёных озёр, глаз, представлять сладость пухлых губ. Зачем убеждать себя, что достоин счастья касаться мягких изгибов её тела, ночами искать вожделенного забвения в тесном плену её объятий. Семьи, детей…

Идарианец даже шипит, так сильно задевают его эти мысли.

– И для полного идеализма ещё и размечтаться о женщине рядом, что ценила бы не за пустые льстивые речи, а за поступки. Уж я бы доказал, что достоин стать избранником… Да где ж найти такую?! Скорее этот песок под ногами превратится в плодородную равнину, чем наши женщины доверятся истинным предпочтениям и чувствам. Не так их воспитывают, слишком балуют и нежат. Но неужели я недостоин доверия, права дарить его самому и заботиться? Или, может быть, я должен был родиться на другой планете? Оттого и не могу смириться с отвратительным ощущением лживости принятых канонов и двойственности общественных суждений?

Испугавшись пучины отчаяния, в которую с каждым словом всё больше проваливается мой спутник, я спешно посылаю ему эмоциональные волны поддержки – надежды на лучшее, веру в чудо, в свои силы. Ведь шанс на перемены есть всегда и у всех, мне ли не знать? А сейчас этому мужчине необходима надежда. И мне отчаянно хочется подарить её ему. Он достоин! Их женщины могут не знать этого, но совсем скоро я смогу рассказать им…

– Или это усталость, или ты толстеешь прямо на глазах! А, заморыш? Твоя прожорливость выйдет нам боком. Придётся придумывать тебе кличку посолиднее. Что думаешь насчёт Обжоры, Толстячка или Неподъёмного?

После моего вмешательства эмоциональный фон идарианца изменился: тоска и обречённость рассеялись, им на смену пришла весёлость. Мне показалось, что именно она, как ничто другое, поддержит охотника в последние часы пути. Однако он прав – моё тело растет. Сейчас, в период «сна», особенно интенсивно. Совсем скоро моё тело изменится, приобретя окончательный облик, и факт перемен станет очевиден.

Бросив взгляд на неизменно пышущую жаром поверхность под ногами, замечаю, что песок стал уплотняться. Неужели мы близки к краю пустыни? Прижавшись к груди мужчины, обнимаю его за шею. Тактильный контакт облегчает восприятие эмоций. Мужчина сейчас задумчив и напряжён, словно мысленно готовится к чему-то неизбежному. Или он размышляет о проблемах? Даже из того, что он уже рассказал, понятно – по возвращении его не ждёт ничего хорошего.

– Ластишься? – Как ни стараюсь я касаться его шеи незаметно, а идарианец это замечает. – Напугал я тебя? Не тревожься, не брошу. Даже если станешь размером с целое жилище.

Пусть он и говорит с усмешкой, но я чувствую – радости в душе нет. А ведь мой будущий облик зависит именно от объекта связи. И раз уж им оказался угрюмый охотник – единственный, кто оказался на моём пути, – я стану воплощением именно его фантазий. Как он воспримет это?..

– Жажда сильно мучает?

Вместо ответа я опускаю голову на его плечо – пытаюсь дать понять, что способна ещё продержаться. Идарианец подкидывает меня, перехватывая удобнее, и идёт, идёт, идёт…

Сколько же ещё? Голод усиливается, а с ним и чувство слабости – моему телу требуется подпитка, а иначе… Остановиться в шаге от трансформации, навечно оставшись личинкой – бессловесным существом с безликим телом, кожей и волосами, лишёнными пигмента, и блеклой радужкой? Хуже этого сложно что-то придумать. От волнения я невольно ёрзаю, стараясь подавить уже собственную панику.

– Неужели опять проголодался? – прозорливо реагирует на мои движения охотник. Теснее прижимает к себе, словно бы стремясь ободрить, – у этого сурового мужчины сквозь внешнюю броню неприступности нередко проступает чуткость. – Теперь уже жди. Нам осталось добрести до разделительных гор. Они как раз на границе жаркой половины Идариана. Там поешь и попьёшь вволю.

Порыв – выглянуть из-за укрытия – я подавляю. Не нужно доставлять мужчине лишних трудностей. Ему и так непросто. И до конца пути я, по мере угасающих сил, корректирую эмоциональный фон моего спутника. Его усталость – и физическая, и моральная – огромна. Не многие на его месте выдержали бы это испытание.

– Добрались…

Голос идарианца звучит совсем слабо, когда он, обессиленно припав к какой-то стене, позволяет мне съехать вниз. Чувствуя, что ноги дрожат, я адаптируюсь к новому весу моего тела, поспешно стягиваю с головы шкуру боргха и потрясённо выдыхаю – вокруг совсем темно. Наступила ночь?

Невольно разворачиваюсь и замечаю яркое пятно за спиной. Мы вошли в какое-то подземелье. Охотник же безрадостно смеётся:

– На этот раз путешествие далось мне дорого. Мне сейчас почудилась у тебя талия, а, Заморыш? У тебя талия, только представь такое чудо! Видимо, проняло меня этим пеклом.

В потёмках он не видит, как нервно я сглатываю. Талия – это он не с перегрева нафантазировал, когда пытался придержать моё сползающее вниз тело. Сейчас, балансируя на ногах, я отчетливо понимаю, что центр тяжести сместился. Моя трансформация идёт полным ходом – начали проявляться формы, пока сокрытые шкурой и полутьмой.

Присев, касаюсь ладонями лица идарианца. В его душе чувствуется тревожная пустота, как если бы ему вдруг всё стало безразлично.

– Не волнуйся, – верно понимает он моё беспокойство. – Мне лишь надо немного времени перевести дух. Ноги гудят…

Удивляюсь, как он их вообще не прожарил насквозь! Из чего тут делают подошву обуви? Или у местных жителей врождённая невосприимчивость к высоким температурам?

Вопросы вопросами, а я не забываю прислушиваться к эмоциям своего спутника. Чем бы ни было это место, но здесь жара ощутимо размывается волнами прохлады, идущими из недр тёмного тоннеля. Изнурительный путь завершён. Но где же облегчение и радость? Уныние, сомнения в себе и печаль переполняют идарианца. Говорит он одно, а чувствует совсем другое.