Ростислав Кот - Лицо лжи

Благородный светловолосый капитан улетел, а Илед осталась… Молодому звёздному охотнику девушка тоже, вроде как, приглянулась, но они были из разных миров, и не только космические дали теперь разделяли их… Глубину пропасти между планетянами и косможителями Илед успела быстро изучить на собственной шкуре. Но физические пропасти и любовь существуют в разных измерениях мироздания…

На нашей планете Илед была совсем чужой. Она почти ничего не знала про Имллт, даже прожив здесь больше года, только к адапту-25 слегка привыкла. И уж конечно, история колонии её вовсе не интересовала. Кровавые события на пятое Переворота были для Илед совершенной абстракцией и существовали в её мозгу только как один из вопросов на зачёте по краткому курсу колониальной государственности и права… На корабль Чакта она наткнулась случайно, слоняясь от скуки по окраинам Инаркт.

И это всё поменяло в её жизни! Опять появилась надежда! Даже за призрачный шанс выучиться чему-то, что может помочь упорхнуть из планетарной клетки, которой, видимо, представлялась ей наша колония, Илед была готова отдать что угодно… Только вот не было ничего у неё за душой… Но Чакт если и был из пиратов, то непременно из тех самых, почти мифических, «благородных пиратов». Как я теперь понимаю, занимался с нами Чакт больше от скуки. Или в ленивых попытках проверить на практике свою концепцию гуманизма… Сделка престарелого командира навеки застрявшего в глухой колонии корабля-охотника и юной планетянки по уровню космического бескорыстия была сродни той, что заключил с колониальными властями принёсший её на Имллт рейдер: «Всё, что у тебя есть – на всё, что нужно, чтобы уйти в космос и не быть там обузой». И появилась у старого звёздного пирата ещё одна ученица. В обмен на смешную по сути плату.

Кстати, у косможителей не принято такими вещами шутить, у них всегда всё серьёзно – я знал, что все годы своего обучения Илед жила впроголодь и честно приносила учителю почти всю свою грошовую стипендию, что выдавалась на руки в пансионе. Я не помню у неё никаких украшений – ни колечек, ни серёжек, ни даже цепочки на шее… Сделка – значит сделка! Не думаю, что Чакту нужны были эти деньги. Когда он когда кормил нас с ней в корабле в перерывах между тренировками и ремонтными работами, наверняка куда больше потратил в финансовом исчислении. Но педагогический эффект был несомненным. Возможно, это был один из моментов воспитания косможительницы из планетянки.

Я, в отличие от Илед, покидать свою родную планету не собирался, и потому учились мы с ней, в общем-то, разным вещам. Да и посещали Чакта чаще всего в разное время. Но порой он устраивал нам кое-какие совместные занятия, да и работы по обслуживанию и ремонту повреждённых систем корабля, на которые нас по выходным припахивал звёздный учитель, мы часто делали на пару. Ну и, конечно, рассказы об обычаях мира косможителей, о торжественных внутрикорабельных ритуалах, а также всякие легенды мы оба слушали, открыв рот.

Ах Илед, молчаливая темноволосая красавица… Чьё сердце унёс с собой в другие звёздные системы светловолосый космический охотник… Я до сих пор фотографически точно помню твоё круглое личико… Твои удивительные зелёные глаза… Острый носик, плотно сжатые терпеливые губы, тонкие пальцы, перемазанные в графитово-молибденовой смазке… Конечно, я в тебя влюбился! Но, увы, у моей первой любви не было шансов. Совсем никаких…

Скажу больше: провозившись весь выходной день во мрачных внутренностях лежащего на грунте звёздного корабля, мы даже спали частенько в одной каюте. И ничего… И дело было даже не в том, что, измученные космической техникой, мы падали каждый на свою койку как убитые. Всё было сложнее: Илед и стеснялась-то меня только из уважения. Примерно как брата… Она всегда верила, что у неё получится задуманное. И это было сильнее моих скромных чар. Однажды я, потеряв немного контроль, чуть придержал её у переборки санузла, когда она выходила из душа. Илед же только посмотрела мне прямо в глаза и, плотнее стянув на груди полотенце, стала ждать, пока я её отпущу. Одного её долгого взгляда мне оказалось достаточно. Я понял, что она была уже вся там – в своём космосе…

Да, теперь каждое моё возвращение на корабль Чакта – это воспоминания. Словно приоткрывается дверь в мою юность… Раньше я за собой такого не замечал. Может, это всё потому, что я тут бываю теперь очень редко? Гораздо реже, чем даже на Космодроме. Что поделаешь, служба…

Едва заметная дорожка, скорее просто прогалина в кустах, огибая холм у самого подножия, выводит меня на лужайку прямо у Корабля, упираясь в ту самую сторожку на интимной границе миров. Борт космического исполина нависает над лужайкой чёрным тысячетонным металлическим крылом. С него свисают несколько старых армейских маскировочных сетей. Я заруливаю под них – сети повешены так, что спрятанную за ними машину даже с холма не увидеть. Взяв свой боевой шлем под мышку, я какое-то время иду под самым корабельным бортом, изредка касаясь пальцами холодных плит звёздной брони. Зачем? Неужто всё боюсь, что мой детский сон исчезнет? Нет, не исчезнет мой сон – он уже и кровью моей с этим миром повязан. Но пойди это своему подсознанию объясни…

Дождь сыплется за шиворот куртки, когда я карабкаюсь на поросший травой склон земляного вала у носа корабля. Чтобы перебраться с него на корпус, теперь уже не надо взбираться по плитам обшивки. За эти годы Чакт умудрился выровнять лежащий на грунте корабль – перекидав лопатой несколько сотен тонн земли, от сумел приподнять нос, частично выпустив передние посадочные опоры, и крен на левый борт тоже удалось практически ликвидировать. В итоге корабль почти сравнялся с вершиной образовавшегося при его падении земляного вала, по крайней мере, со стороны холма. И теперь можно было, отряхнув руки, которыми пришлось хвататься за мокрую траву, просто перейти на спину металлического исполина. И шагать с плиты на плиту, уже который раз удивляясь, как неровно сделана такая обтекаемая при взгляде издалека гигантская машина.

У корабля множество входов-выходов, но основными Чакт постановил считать абордажные шахты. Особенно левую переднюю – ту, что ближе всего к тропинке, сторожке и земляному валу. Это сокращает попадание в корабль пыли и грязи летом и снега зимой. Перешагивая через клыки обрамляющей люк кольцевой абордажной фрезы, которой явно не раз пользовались в прошлом, я улыбаюсь. Ребристый люк выглядит тяжёлым, и ручка на нём фундаментальная. На ней, по традиции, на языке технический итик крупно выгравировано название корабля: «Звёздная искра».

Кнопка на ручке не видна – она утоплена в металл с обратной стороны. Её легко нащупать, если взяться за ручку поплотнее, охватить её пальцами так, чтобы буквы названия корабля отпечатались на ладони. Но непосвящённым этой кнопки лучше не касаться. На люке и вокруг него повсюду едва заметные форсунки системы продувки и охлаждения, которая при абордаже работает на полную мощь. Но даже и сейчас, в так называемом санитарном режиме, впечатлений хватит за глаза… Что меня поразило, когда я впервые увидел Илед, – так это то, что девушка знала про эту хитрость и ловко подоткнула под себя юбку, прежде чем коснуться кнопки. Удар ревущей воздушной струи даже куртку способен сорвать, если её локтями не придержишь. Зато на ботинках ни пылинки не остаётся, ни капельки воды…