Елена Титова - Мерцающие миры. Книга 1: Великий Котин

Но он сохранял свежий, подтянутый вид, держался бодро и уверенно, говорил весело и остроумно. Для всего мира это был человек-легенда, старейший и авторитетнейший космонавт планеты, некогда открывший целую эру космических исследований, и стремился соответствовать этому. Летный мундир сидел на нем безукоризненно. Живым он давно себя не считал, будучи уверен, что все атомы в его организме спинально вращаются в обратном направлении, чем у живых существ. Воду и пищу он принимал только после облучения их в особом, сконструированным им же самим устройстве, иначе они не усваивались организмом, даже вода не впитывалась поверхностью кожи. Впрочем, знали об этом лишь единицы. Как это работает – он никому не мог объяснить.

И все-таки надо было говорить. Она спросила прямо, без обиняков:

– Когда вы выходили в открытый космос, звезды мерцали? Они мерцали так же, как на Земле, или как-то иначе?

– Да, нет, да. Извините, мне надо идти.

Он бросился бежать. Он не мог переносить ее вида.

– Задержите его, – бросила она охраннику, и тот передал по рации:

– Задержать.

Вскоре раздался вопль задержанного старца:

– Зачем? За что?

– Вы слишком много знаете. Вы должны рассказать о мерцании звезд.

– Вы что, хотите законопатить меня в психбольницу?

Тут раздался грозный рык начальника охраны здания:

– А теперь ты расскажешь мне все в последовательности! И не вздумай ссылаться на здоровье! Кто потребовал его задержать?

– Я, Ракитина, космонавт-исследователь.

– Проведешь допрос! Прямо в моем присутствии. У меня просто так по корпусу не бегают. Он двух роботов-официантов сбил, прямо с подносами. Очень нервно вел себя человек. Разберитесь, что там. Зайдите в четыреста седьмую.

Разговор в четыреста седьмой, расположенной этажом выше конференцзала, оказался сложным. Вызвали физика-академика из соседнего корпуса. Он вообще не собирался идти в гости к экономистам, тем более борющимся с коррупцией, но мерцание звезд…

Главный вклад в космические исследования Алексиса-Леона Стокса, так звали заслуженного космонавта, заключался в его выходе в открытый космос без страховочных приспособлений. Дистанция его отхода от корабля тогда составила пятнадцать километров, собственно, большего не требовалось и в дальнейшем, и, хотя вся Земля следила за этим выходом, главного они тогда так и не поняли. В обсерваториях знали, что из глубин Космоса доходили тревожные сигналы, и руководство космическими исследованиями решило, что только человек, заброшенный вглубь Солнечной системы, большего тогда не позволяли старинные ракетные двигатели, может понять, что же там происходит и к чему следует готовиться землянам. На всем лежала печать космического рока.

Практически одновременно с трансляцией его выхода по всем каналам массовых телекоммуникаций, на Земле началось несколько мощных землетрясений. Крупные острова сдвигались на сотни метров, строения разрушались, гибли миллионы людей. Как назло, разрушения происходили в наиболее густонаселенных районах с самым благоприятным климатом, куда к тому же съезжались миллионы туристов. Правительства, парализованные коррупцией, не предприняли никаких действий, и люди были предоставлены самим себе, каждый выживал, как мог.

Космонавт, выброшенный катапультой (в целях экономии энергии автономного двигателя его скафандра) из шлюзовой камеры космического корабля, мог видеть эту катастрофу воочию и заснять ее на небольшой аппарат, установленный на шлеме. На самом деле, ее масштабы были куда грознее, чем виделось это людям, находившимся в самих зонах бедствия. Земная кора прогнулась, словно ее ударили невидимой палкой, и края прогиба почти соприкоснулись. Благодаря огромной силе гравитации и плотной облачности, никто не выпал из своего обычного пространства и даже не заметил этого рывка на сотни километров в сторону или вниз, а затем возвращения на прежнее место, произошедшего всего лишь за несколько секунд. Больших разрывов в земной коре не образовалось, произошли лишь изменения в самом пространстве. Откуда-то появились большие участки земли, которых раньше просто не было, ни физически, ни на карте, пустынные и безжизненные. Другие же, заполненные джунглями, реками, озерами, неведомо куда исчезли. Практически одновременно с этим в Большом Космосе случилось необычное событие, не зафиксированное земными станциями только потому, что все они отключились почти на сутки на дату, когда случились сильнейшие землетрясения, и не смогли записать даже тех наблюдений, которые сделали орбитальные станции и многочисленные «вояджеры», посланные вглубь Вселенной. В отдаленных районах Вселенной синхронно для земного наблюдателя появилось несколько новых галактик, и свечение значительной части звезд несколько изменилось. Именно это и послан был наблюдать и понять, с огромным риском для собственной жизни, практически обреченный на смерть, космонавт-исследователь.

Его коллеги-космонавты, оставшиеся на станции, страдали угрызениями совести, хотя команду уходить в открытый космос получил только он один, и были уверены, что он испытывает сейчас страшные муки и умирает, будучи не в состоянии понять хоть что-нибудь. Может, это и лучше, чем видеть планетарные катаклизмы, в которых неизбежно должны погибнуть миллионы людей, и не получать с Земли никакой информации. Когда он отдалился на расчетное расстояние в пятнадцать километров, они окликнули его:

– Алекс, ты жив?

– Жив, и даже неплохо себя чувствую, по сравнению с тем, что должно было быть.

– Как излучение?

Излучение было в десять раз ниже расчетного, и это спасло ему жизнь. Друзья продолжали спрашивать:

– Как самочувствие? Нормально?

– Нет. Слышу музыку.

– Чью? Бах, Бетховен, Моцарт, Вивальди? Ты взял с собой записи? Как они могли поместиться в скафандре?

На скафандрах имелись только передающие и принимающие устройства, своих музыкальных фондов не было. Хочешь слушать музыку – подключайся к информационной базе корабля и спроси у командира разрешения! Космос никогда не терпел любителей отдыхать.

– Нет. Похоже на это. Но там нет звучания земных инструментов. Это музыка самого Космоса. И не Гармония Вселенной.

– Что же это?

– Силюсь понять.

– Это страшно или красиво?

– Скорее, страшно красиво. Это музыка разрушения, которое является одновременно созиданием. Рушатся одни миры, созидаются другие, новые.

Они сообщили космонавту, что его удаление от станции превысило пятнадцать километров, и ему пора возвращаться.

– А жаль, так хочется музыку слушать.

– Нам не хочется гоняться за тобой по просторам Солнечной системы за счет нашего ракетного двигателя.

Читать дальше