Александр Зубков - Восхождение. Путь безмолвия

Юноши молча вошли на территорию монастыря и остановились, глядя вслед уходящему пожилому монаху. Побледневшая луна тусклым светом освещала корпуса учебных заведений, окна которых наполнялись мерцающими огнями масляных ламп. Здания были встроены прямо в гору. Для экономии места они теснились друг к другу, оставляя лишь небольшие коридоры для прохода. Фундамент зданий второго яруса совпадал по уровню с кровлями нижних построек, и таким образом была застроена вся гора. Самое верхнее, находящееся на шестом ярусе этого причудливого каскада, здание венчало собой гору, из которого с тридцатиметровой высоты к ребятишкам доносилось едва уловимое пение послушников, сопровождаемое духовой ритуальной музыкой. Усилившийся ветер играл с этими звуками на свой лад, то унося старания поющих в небеса, то опуская глубоко в низину долины. Не успели юноши как следует вслушаться в это странное переплетение ночных звуков, как увидели перед собой неизвестно откуда появившегося старичка в желтых раскидистых одеяниях. В своих руках он держал увесистый тряпичный мешочек и глиняный кувшин.

– Наверно проголодались, детишки, – проговорил он, не дав им опомниться. – Доставайте свои миски, иначе мы можем и не закончить нашу беседу. Наверняка все ваши силы остались в долине.

Мальчики поспешили достать из-под одежды деревянные миски с ложками и протянули их монаху, который ловко наполнил их жаренной ячменной мукой. После этого налил каждому из кувшина теплый чай и жестом пригласил присесть на землю. Песчаная поверхность оказалась довольно теплой, несмотря на низкую температуру воздуха. Земля не спешила отдавать накопленное за день тепло. Мальчики с удовольствием сели на теплый песок и принялись размешивать содержимое мисок, превращая его в цампу. Во время трапезы монах внимательно следил за каждым из них.

– Итак, ребятки, – нарушил молчание старец после того, как миски мальчиков опустели, – теперь я готов вас выслушать. Кто вы, и ради чего, по вашему мнению, решили оставить свои семьи?

– Меня зовут Мимар, – взял речь высокий юноша с ясными светлыми глазами. – Мой отец пастух, и я лишь выполняю его волю.

Монах провел ладонью по его гладко выбритой голове, немного задержав движение на затылке.

– В тебе живут упорство и смиренность одновременно, – тихо проговорил он. – У тебя есть шансы. Дальше, – добавил он, переводя взгляд на других ребят.

– Я Тинджол, – воодушевленно промолвил худощавый паренек, видя успех своего товарища. – Я никогда не знал своих родителей. Я странствую по стране в поисках пищи. Три дня назад я познакомился с Мимаром и Жалсаном. Узнав, куда они идут, я решил присоединиться к ним.

Старик прикоснулся ладонью к груди юноши, и спустя мгновение сказал:

– Ты открыт, Тинджол, но в твоем сердце живет жгучая обида на мир. Ты думаешь, что не виноват в твоих мучениях, но ты ошибаешься. Все, что с нами происходит – только наша заслуга и ничья другая. Я дам тебе шанс доказать нам, что ты способен понять это и измениться, но тебе будет сложно, как, впрочем, и всем другим.

Тинджол почтительно склонил голову, явно удовлетворенный ответом.

– А тебя, значит, зовут Жалсан, – слегка прищурив глаза, сказал монах, переводя взгляд на третьего юношу.

– Да, – скромно ответил мальчик.

– Кто твои родители?

– Мой отец разделывает трупы и скармливает их грифам.

Монах выпрямился и недоуменно посмотрел на него.

– И ты посмел явиться сюда?! – с нескрываемым раздражением спросил он. – Как тебе только взбрела в голову такая нелепая мысль стать монахом да еще такого строгого монастыря? Этой ночью стены крепости послужат тебе надежным убежищем, но утром ты должен будешь уйти.

– Чем я хуже других, – едва сдерживая слезы, спросил Жалсан, осознав смысл сказанного. – Разве я виноват, что мой отец выбрал для себя такую судьбу? Я не хочу идти по его следам, поэтому и пришел сюда.

– Ты выбрал свою семью самостоятельно, а сейчас жалуешься на это, – раздраженно пояснил учитель. – Утром уйдешь. Мне больше нечего добавить.

Слезы застыли в глазах Жалсана. Он едва сдерживал вырывавшуюся из него ярость, но твердость характера одолевала бушующие чувства. Ни один мускул не дрогнул на лице, превратив его в камень, и лишь вздувшиеся вены на руках, сжатых в кулак могли выдать порывы негодования, в прошлом не раз одолевавшие это юное сердце. Несмотря на разжигавшийся внутри него огонь, Жалсан предусмотрительно спрятал руки под своим одеянием, наблюдая за происходящим.

– Ваш экзамен начинается прямо сейчас, – обратился монах к Мимару и Тинджолу. – Оставайтесь сидеть там, где сидите и не вставайте со своих мест до тех пор, пока вам не велят. Вам не придется спать до рассвета. Если заснете, провалите свой первый и, возможно, самый сложный экзамен. Утром и вечером вам принесут воду и еду. Принятие пищи – единственный момент, когда вам можно шевелиться. Следующую ночь вы также не должны спать, и если продержитесь до утра, я с удовольствие обниму вас как своих учеников.

Мальчики тревожно переглянулись. Они не спали практически сутки. Их тела были настолько истощены, что требовали незамедлительного отдыха, поэтому новость о таком испытании повергла их в легкий шок. Жалсан, как и его более счастливые товарищи, удобно уселся на песке, и безразлично посмотрел на них. Еще минуту назад он считал ребят своими друзьями, но сейчас, видя их замешательство, не взирая на то, что им дали хоть какой-то шанс, счел их слабыми и почувствовал к ним презрение. Нет, такой возможности он бы не упустил, кроме того, и в этой, казалось безнадежной ситуации, не собирался сдаваться. Слишком часто на своем коротком веку приходилось ему брать нить судьбы в свои руки. Песок надежно поддерживал тепло его тела, но накидка, на которой сидел юноша, делала этот контакт неполным, поэтому он поспешно вытащил ее из-под себя. Плотнее прижавшись к земле скрещенными под собой ногами, Жалсан удовлетворенно расслабился и поднял голову вверх. Многочисленные огни масляных ламп, мерцающих из окон монастыря, плавно переходили в россыпи звезд на ночном небе. На эти яркие маячки он мог смотреть часами, поскольку в такие моменты в его юном Сознании просыпались необычные образы всевозможных животных, которых Жалсан никогда не видел в реальной жизни. Грифы, стаями прилетавшие к его дому для получения своей порции кусков плоти, в таких видениях обретали огромные крылья, мощные лапы хищных животных и длинные хвосты рептилий. Вот и теперь их яркие силуэты грозно парили по ночному небосклону, и с каждым новым взмахом крыльев в птиц встраивались новые звезды, расширяя их причудливые тела. Такая трансформация не могла продолжаться бесконечно, так как звезды заканчивались, а жадность грифов не имела предела. Когда стервятники закончили поглощать светила Вселенной, они с яростью стали набрасываться друг на друга, желая удовлетворить свой разыгравшийся аппетит. Неизвестно, сколько могла продолжаться эта воздушная битва, если бы не наступление нового дня. Как только первые лучи Солнца озарили серебряные вершины заснеженных гор, последний гриф растворился в пространстве, и Жалсан перевел свой взгляд на сидевших неподалеку юношей.