Александр Зубков - Восхождение. Путь безмолвия

Для Мимара эта ночь оказалась тяжелым испытанием. Он держался из последних сил. Его обессилившие веки постоянно слипались, и лишь упертые в землю руки не давали парню свалиться без сил, по примеру его товарища. Тинджол не обременял себя подобными страданиями, и спокойно спал на остывшем за ночь песке. Жалсан поднял небольшой камень и бросил в спящего. Меткий бросок в лицо практически не потревожил парня. Он лишь провел рукой по ушибленному месту, сладко потянулся и перевернулся на другой бок. Этот эпизод позабавил Мимара, придав ему некоторый заряд сил. Они с Жалсаном переглянулись, и от былого непонимания не осталось и следа. Жалсан знал, что далеко не каждый может коротать ночи таким же образом, как и он. Юноша сам не понимал, спит ли он, или нет, но каждое утро после подобных практик его организм восстанавливался не хуже чем во время полноценного отдыха. Жалсан не раз намеревался поговорить на эту тему с отцом, но тот лишь смеялся над мальчиком, и говорил, что у него бурное воображение. Однако парню было не до смеха. Подобные видения сильно влияли на его жизнь и путали происходящие события. Именно поэтому он решил оставить родительский дом и искать ответы на свои вопросы у просветленных лам. В своем стремлении он не видел ничего зазорного, и оставался в досадном неведении причины отказа.

Жалсан хотел еще раз попытаться разбудить не выдержавшего испытания Тинджола, но увидев старца, который уже направлялся к ним, оставил эту затею и замер в позе лотоса. В первую очередь монах подошел к спящему и сильно потряс его за плечо. Мальчик неразборчиво что-то пробормотал и неохотно поднялся с земли.

– Впервые вижу такого ленивца, – гневно проговорил настоятель. – Как по мне, ты заснул сразу после того, как я повернулся к вам спиной! Получи свой завтрак, – насыпая двойную порцию готовой цампы в его миску, сказал монах, – этого хватит тебе на обратную дорогу.

С этими словами он резко поднялся, подошел к Мимару и насыпал еду в уже приготовленную миску.

– Возьми, сын мой, пополни силы, – тихо промолвил старец. – Ты стойкий юноша, и заслужил хорошего завтрака. Держись. Я верю в тебя. Сейчас ты не понимаешь, почему с тобой так строго поступают, но уверяю, что в будущем это поможет тебе разбудить крепко дремлющие силы. Они могут прийти лишь через огромное терпение и боль, но это в свою очередь поможет обуздать не мыслимое напряжение и укрепит решимость.

Воодушевленный такой поддержкой, Мимар покорно склонил голову, не решаясь приступить к еде.

После своей речи монах поднялся и направился к Жалсану.

– Давай свою миску, мальчуган, – внимательно глядя на парня, сказал он. – Тебя ждет дальняя дорога домой, поэтому нужно пополнить силы.

– Мне не нужна еда, – сухо ответил Жалсан. – Я останусь здесь, и вы увидите, что дремлющие силы, о которых вы говорили Мимару, во мне уже разбужены, а твердость моего характера крепче алмаза.

– Да, – с нескрываемым восторгом проговорил монах, – эта ночь показала нам многое. Ты крепкий мальчик. Я вижу твою решимость, но мое слово также твердо, как и раньше. Ты должен уйти!

– Я выдержу испытание, которое вы мне задали, – возразил Жалсан.

– Я тебе ничего не задавал, а велел уйти, – удивился старик.

– Вы сказали, – стоял на своем Жалсан, – что преграда к зачислению в послушники – мой отец, которого я выбрал самостоятельно. Я не притронусь к пище и останусь здесь до тех пор, пока моя душа не покинет это тело, – Жалсан говорил так тихо, что старец невольно подался вперед, чтобы расслышать парня. – После этого я вернусь снова ровно через семь лет. Если вам нужно, чтобы моим отцом оказался пастух, у меня будет такой отец, хотя я не понимаю, чем вам не нравится та работа, которую делает мой отец, и чтобы вы делали, если бы не такие как он.

Высоко поднятые брови и широко раскрытые глаза монаха воодушевили парня. От едва слышного шепота он перешел на строгий, не знающий возражения тон и сердито глядя на старца, продолжил:

– Разве скалистые земли Тибета позволяют нам хоронить наших отцов? Разве наши земли богаты деревьями, которые позволили бы предавать тела наших предков огню? Разве вы хотите, чтобы после того, как наши души оставляют тела и переселяются в иные миры, этот изможденный прах заполонил чистые живительные воды Цангпо?

– Можете не отвечать, – гневно добавил он, видя, что монах собирается что-то сказать. – Ответ – нет! Наша святая земля не оставила нам выбора, поэтому мой отец будет продолжать заниматься тем, чем занимается – разделыванием трупов!

Жалсан резко отвернулся в сторону. Внутри разгорячившегося юноши все кипело. Теперь, приняв такое ответственное решение, он не скрывал свою ярость, бившуюся в такт его пульсу, и не видел причин сдерживать подступившие к глазам слезы.

– Вы даже не поинтересовались, что заставило меня прийти к вам, – не глядя на старика, горько сказал Жалсан потухшим голосом, роняя слезы на землю, – а свалили все на моего отца, хотя он ни в чем не виноват!

Монах осторожно поднялся с земли и молча попятился назад. Отдалившись от парней шагов на десять, он развернулся и поспешил к корпусам учебных заведений. Как только он скрылся в одном из них, Мимар и Тинджол повернулись и удивленно уставились на Жалсана. Он не обращал на них никакого внимания, пытаясь успокоить разбушевавшийся прилив необузданной силы. Мальчик молча смотрел в песок и ждал. Он понимал, что это не последняя беседа, поэтому старался настроить себя на уравновешенное и более взвешенное общение. Нет, он совершенно не жалел о том, в каком тоне прошел разговор, но все же понимал, что для достижения своих целей необходимо более четко себя контролировать. Парень не видел, как Мимар закончил есть. Не видел, как Тинджол, подкрепив свои силы, поднялся и навсегда покинул монастырь. Опустив голову, он видел лишь песок, который превратился для него в целый мир. Для того чтобы как-то отвлечься, Жалсан стал визуально приближать песчинки. Он мог увеличивать их до тех пор, пока каждая из них не становилась размером с Планету. Мысленно уходя в этот микромир, Жалсан обретал способность видеть его обитателей, еще более нереальных, чем звездные грифы. Они жили своей собственной жизнью, и парень многому научился у этих малюток. Большинство из них вели агрессивный образ жизни, поглощая друг друга. В этом случае Сознание погибших тут же воплощалось во вновь рождающихся неподалеку телах, получая возможность пройти очередной путь. Такие перерождения могли длиться бесконечно долго, но, в конечном счете, после многих тысяч попыток, эти крошки утрачивали склонность к враждебности, и в случае нападения более молодых душ, принимали смерть без сопротивления и даже с радостью, осознавая и принимая долгожданный шанс ступить на новую ступень своего восхождения.