Наг Стернин - Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

Ну, что ж, о верховых конях теперь можно было не волноваться, раздобыть оставалось рабочую скотину под вьюки. Верховые гиппы под вьюками не ходят, а кость-то не бросишь.

Пока Кувалда освобождал пленника, Скаврон нещадно костерил друга, и в выражениях при этом совсем не стеснялся.

– Ах ты, оглобля такая, дубина ты стоеросовая и пень! Я тебе кричал, чтобы ты брал монаха живьем, так нет же! Свернул языку шею, и как нам теперь узнать, скажи на милость, что это за странный такой вдруг наметился союз и дружба между орденскими людьми и викингами?

– Так ведь он, паразит, нацелился в Люкса со спины чертовым кнутом! – оправдывался Кувалда.

– И что из того? – ярился Скаврон. – Тебе, дубине, сколько раз рассказывали, что не берет чертов кнут костяной доспех. Как мы теперь узнаем такую важную тайну про союз степи и ордена? У этого мальчишки? Так он и сам наверняка знает меньше нашего, кто ж рядовому палашнику доверит государственное дело?

– Сам ты рядовой палашник! – неожиданно обиделся юный викинг. – А я прошлогодний абсолютный олимпионикон, вот так вот! – парень задрал левый рукав и гордо продемонстрировал на предплечье татуировку в виде так называемого "мальтийского креста", высшего знака отличия олимпиоников. – А что касается орденских монахов, то они, кроме конунга, ни с кем в степи не общаются. Так что шиш бы вы чего у ярла узнали, он и сам ничего не знал.

– Смотри-ка, – не без уважения сказал Кувалда, разглядывая татуировку. – И в самом деле, абсолютный олимпионикон. Это, видишь ли, – повернулся он к Скаврону, – обычай такой в степи. По осени, перед тем, как разойтись на зимовье, роды собираются в междуречье Итиля и Жиронды и устраивают большой спортивный смотр молодняка. Соревнования такие называются олимпиада, а самих участников зовут олимпиониками. Скачки, бег, борьба, стрельба из лука, палашный бой, кулачный бой и еще много чего. Победители называются олимпиониконами, и становятся эти парни командным резервом конунга, верховного правителя степи. А чтобы стать абсолютным олимпиониконом надо выиграть больше половины состязаний, и во всех остальных не получить ниже третьего места. Так что абсолютных олимпиониконов в степи можно пересчитать по пальцам, известны они поименно чуть ли не с начала времен. Барды о них песни слагают. Как звать-то тебя, парень?

Викинг нахмурился.

– Истинное имя кроме семьи и ярла не должен знать никто. А прозвище мое как раз Олимпионикон, сокращенно Оле.

– Ну, парень, – вмешался в разговор, подошедший к собеседникам Нодь, – история твоя, в общем-то, понятная. Слюбился ты с дочкою ярла, но почему же он ее за тебя не отдал, за абсолютного олимпионикона? Ты у конунга на виду, и будущее тебя ждало самое радужное.

– Она красивая, – хмуро сказал юный викинг. – И сначала папашка совсем не возражал, даже наоборот. Но когда на нее положил глаз Сигурд, а он третий в старшей ветви рода Бьернов, я тут же и стал неугодный. Сигурд конунгу внучатый племянник. Так что, сами понимаете, все при нем для молодой жены. И не надо дожидаться, пока твой муж добьется славы, добычи и положения при владыке. Дочка захудалого ярла захудалого рода, став его женой, попадает сразу на самый верх. Что с того, что как воин он пустое место? Это даже лучше – нету риска остаться молодой вдовой.

– Вон оно как, – присвистнул Кувалда. – Значит, вас не силой разлучили, а она от тебя отказалась вполне-себе добровольно? То-то, я гляжу, ты ее в словах своих совсем не щадил, я было даже плохо о тебе подумал. Извини.

Юный викинг скрипнул зубами, и глаза его подозрительно заблестели. Однако же, справившись с собой, он продолжал.

– Я думал, что ее неволей за Сигурда выдают. Предложил вместе бежать во Франконат. У Франкона в Арле викинги в гвардии служат испокон веков. В гвардейской конной але дядя мой в десятниках, да и без него абсолютного олимпионикона взяли бы с радостью даже в кавалергарды. Так вот и узнал я, чего она стоит, эта самая женская любовь до гроба.

– Женщины бывают разные, – строго сказал Нодь, оглянувшись на Манон. Юный викинг, все так же глядя в сторону, криво ухмыльнулся и пожал плечами.

– Это правда, – покивал головой Кувалда. – Но Оле с того не легче.

– Ну, а дальше что? – полюбопытствовал Скаврон. – Я знаю, что у вас на свадьбах бывает такая охрана, что любо-дорого. Засаду ты на жениха устроил, чтобы стрелу ему в пах всадить?

– Зачем засаду? Никаких засад. Ворвался на пир на полном скаку и одной стрелой как бритвой срезал ему погремушку.

– Как же они тебя, такого ловкого, взяли? – не без враждебности осведомилась Манон.

– От погони я не отрывался специально. Уж очень хотелось, чтобы кое-кто догнал меня на прицельный выстрел. Вперед толком не смотрел, только назад, вот и впоролся в стоянку купеческую. А эти идиоты коня стрелами подшибли. Хороший был гипп, подарок конунга за абсолютное олимпиониконство. Жалко – до не могу. А самого меня скрутили, навалясь скопом, прежде чем на ноги сумел подняться. Прямо вот так и преподнесли меня ярлу в подарочек, идиоты… да и себя тоже. Если бы не вы, и они стали бы добычей, пожгли бы и их. Или порубали.

– Сейчас Люкс подъедет и решит, как с тобой быть, – задумчиво сказал Кувалда и тут же торопливо добавил, – ты не подумай чего, на свободу твою никто не посягает. Я имею в виду насчет гиппа для тебя. Думаю, дадим мы тебе коня. Не лучшего, естественно, но дадим. А вот куда ты теперь подашься? Во франконскую кавалергардскую алу?

– Какая свобода, какая ала? – удивился юный викинг. – Ваш ярл спас меня от смерти и, главное, от позора. Моя жизнь теперь принадлежит ему три года, это закон степи. И я обязан служить верой и правдой и не щадя себя.

– Ни больше, ни меньше, – язвительно хмыкнула Манон.

– Больше – это, пожалуйста, – пожал плечами юный викинг. – А вот меньше, только если повезет, и я сам спасу ему жизнь. Кстати, вы, мужики, не надейтесь, что сквалыги-купцы дадут вам гиппов под вьюки в благодарность. У них даже поговорка такая есть: оказанная услуга не оплачивается. Про то, что вы их спасли, они уже успели позабыть, зуб даю.

Юный викинг оказался тысячу раз прав. Купцы не были бы купцами, если бы и тут не принялись торговаться. Их старшина вертелся, как свежепойманный гарм на веревке, хватался за голову, хватался за сердце и чуть ли не проливал горючие слезы оттого, что вынужден отказать своим благодетелям в их совершенно понятной и даже где-то законной просьбе.

– Ах, милостивцы! – взвопливал и причитал он. – У нас нет ни одной лишней рабочей скотины. Конечно же, мы очень высоко ценим, что вы, пусть и случайно, оказали нам столь, так сказать, неоценимую услугу. Но мы отвечаем головой перед пославшим нас торговым цехом за каждый самый маленький тючок товара, который везем.