Елена Долгова - Центурион

“Относительность реальности.”

Ну и во что мне теперь верить или не верить?

Dixi.

* * *

Хэри Майер скептически прищурился на свечу в медном подсвечнике.

– Dixi? “Относительность реальности”? Причем здесь моя книга? Фанатики накачали вас наркотиком и оставили спать на поляне. Успокойтесь. Вы пересказали собственный бред – несомненный и стопроцентный. Нематериальное невозможно облечь в такие яркие вещественные образы, пси-сфера – лишь мир абстрактных идей. К тому же, просчитать и организовать события на годы вперед – такое недоступно никакому Аналитику, никакой Системе Пирамиды. Кстати, каким образом в дело попал этот несчастный Ральф?

– Вы же знаете, Майер, на нулевиков не действуют наркотики. Ральф – всего лишь проводник, им нужен был я.

– Симониан, скажите вы что-нибудь.

– Не знаю, можно ли верить потустороннему Лютиану. Может быть, нет. Но я точно знаю одно – камни, туман, обрыв, город – все это существует. Это Лимб. И тень Мюфа до сих пор сидит на пороге его…

7006 год и позднее, Порт-Калинус и сектора.

Бои в столице затягивались, переходя в мелкие стычки и удары исподтишка. Жирный дым пылающих машин развеялся, оставив на белом мраморе налет грязной копоти, острое крошево стекла все так же усеивало тротуары квартала, прилегавшего к Пирамиде, остов пустого, разгромленного штурмовыми группами Департамента чернел оголенными ребрами конструкций.

Эпицентр событий переместился в предместья Порт-Калинуса. Части преданных Сенату войск прочесывали улицы, дома, подвалы, каждый закуток. Взятых на пси-контроле выстраивали лицом к задворкам центральных складов морского министерства – цепочка людей с поднятыми руками и прижатыми к кирпичной стене ладонями напоминала гигантскую гусеницу. Живую цепь медленно прореживали, забирая опознанных, и быстро пополняли, привозя задержанных. Неосторожные, попавшись патрулю без документов, могли застрять в “цепи” на полсуток. Солдаты, зверея от духоты в глухих шлемах тяжелой пси-защиты, держали согнутые спины псиоников под прицелом излучателей.

Цепь стонала громко и бранилась вполголоса. Отчаявшийся сержант гвардии какое-то время орал, приказывая “недобитым сенсам заткнуться”, потом махнул рукой и приложил к ротовой щели шлема початую флягу.

– Когда-нибудь это закончится…

Двое жандармов с детекторами растеряно топтались неподалеку – пойманный псионик, двенадцатилетний мальчишка, смотрел на них глазами затравленного щенка.

– Авард, куда его?

– Твои мозги прошиты в заднице. Какой еще мятежник? – это пацаненок. Дай ему по шее, пусть убирается.

– Он не уходит…

– Дай еще раз, уйдет…

Третий с левого края цепи, только что доставленный сенс дернулся, пытаясь обернуться, и получил тычок в поясницу. Авард, обеспокоенный активностью пленника, еще раз обыскал его, обшарив карманы и даже капюшон куртки.

– А этот при документах.

Охранник вставил блестящий квадратик отобранного у арестанта личного жетона в щель полицейского уникома.

– “18444. Филипп Кравич, инспектор службы безопасности Департамента Обзора. Статус аннулирован на общем основании, по постановлению Сената о выведении псиоников из-под обычной юрисдикции.” Куда его?

– Во второй накопительный пункт. Постой… Это ведь Кравич, который был вместе с Фантомом, герой Пирамиды?! Я не знал, что Кравич – сенс.

Жандарм Авард развернул пленника к себе и недоверчиво всмотрелся в веснушчатое лицо бывшего инспектора.

– Он…

Жандарм помялся, еще раз глянул в экран уникома.

– Прости, друг, мне очень, очень жаль. Жизнь вообще несправедливая штука… Во второй накопительный, парни.

Кравича выдернули из цепи, защелкнули наручники на запястьях, он шагнул в сторону грузового кара. В кузове уже барахталась живая масса арестованных.

– Стой!

Бывший инспектор остановился и оглянулся на Аварда. Лицо жандарма осунулось, буря противоречивых эмоций смазала черты. Он сунул руку в карман куртки Кравича.

– Отдай мне свой жетон, друг.

– Зачем?

– На память. Так будет лучше для тебя, наблюдатель. Без имени, может, еще и выкрутишься, а если тебя опознают арестанты, удавят ночью, пиши пропало.

– Бери и прощай. Я могу просить тебя…

– Валяй.

– Сообщи обо мне Фантому.

Псионик неловко пошатнулся, взбираясь в кузов по откидной лестнице. Кар тронулся, натужно урча и обдавая цепь людей у стены облаком вонючих выхлопных газов.

– Ты думаешь, он выживет? – спросил жандарма Аварда сержант гвардейцев.

– С этакими-то глазами? Нет. Сломают пополам в первый же день. Гордость без силы – хреновая штука…

Жандарм, скрепя сердце, выполнил данное псионику слово, в тот же вечер, освободившись со смены, он разыскал и набрал личный уником-номер шефа Департамента Обзора. На том конце очень долго никто не отзывался. Авард с облегчением вздохнул и придавил кнопку отбоя…

* * *

Кравич продержался целых три дня. Второй накопительный пункт оказался бывшей фабрикой картона – цеха вплотную, как сельдями, набивали арестованными. Людей не кормили, не из пустой жестокости – к разоренной столице попросту не было подвоза продовольствия.

Кравичу повезло, досталось место у стены. Он мог сидеть, прислонившись спиной к влажному бетону, утолять жажду, слизывая отдающие металлом потеки воды.

Он ждал Фантома три дня. На четвертый день встал и, не обращая внимания на брань и угрозы охраны, растолкав товарищей по несчастью, сам шагнул навстречу залпу излучателей.

* * *

Фантом не предавал помощника, он ничего не знал об его аресте – Кравича взяли на улице, как частное лицо. Шеф Департамента в это самое время тщетно метался, пытаясь остановить неизбежную катастрофу и уже с холодной, пронзительной яростью понимая – поздно, поздно, поздно…

Часть скамей красного дерева в Калинус-Холле пустовала, затравленные или озлобившиеся, сенаторы-псионики избегали заседаний. Возник юридический казус, аннулировать их сенаторскую неприкосновенность не позволял неполный состав собрания.

Пепельно-бледный от горя, с траурной лентой в петлице президент Барт настаивал на своем с решимостью черного отчаяния. Процедура пересмотра законодательства о статусе свершилась в немыслимо короткий срок, за неделю. Потом пошли аресты в верхах.

Тогда Фантом уехал за город, отомкнул замок на воротах чудом уцелевшей виллы, запер их за собой и вошел под полузабытую, такую мучительно-родную крышу, растопил углем настоящий камин, долго смотрел на хищный танец огня, прихлебывая коньяк. Когда бутылка кончилась, от откупорил вторую.

Забытый сайбер Макс тоскливо ворочался в углу, по соседству с кочергой и угольным ведерком; шеф Департамента вполголоса тянул протяжные песни северо-западного сектора, растирая по щекам пьяные слезы, рядом валялся разбитый сгоряча уником (Авард не дозвонился).