Елена Долгова - Центурион

– Жди и никуда не уходи.

Дезет отыскал крошечную закусочную, купил у сонной, накрахмаленной, ошеломленной странным заказом толстушки два десятка сырых сосисок и вернулся к бачкам. Собака терпеливо ждала, не пытаясь сорвать ошейник. Стриж протянул животному еду, подождал, пока не опустеет бумажный пакет, и легонько подтолкнул ботинком старожила помойки.

– Пошел.

Пес крутнулся и разочарованно побрел прочь. Стриж вытер грязные руки об остатки ветоши и, насвистывая, отправился к стоянке каров. Уже уходя, он приметил молодую круглолицую, добродушного вида женщину с двумя чистенькими, кукольными, нарядно разодетыми близнецами. Добропорядочное каленусийское семейство в ужасе таращилось на медицинский фургончик.

Фургончик пьяно раскачивался, пластиковые стенки сотрясались под градом ударов. Приглушенные истерические крики перемежались протяжными стонами ушибленного человека:

– Откройте дверь! Выпустите меня! Я агент Департамента Обзора!

На блестящей белой поверхности свежо сияла четкая синяя надпись: “ЦЕНТРАЛЬНАЯ КЛИНИКА. ВЫЕЗДНАЯ ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ”…

Стриж остановил случайное такси, заплатил вперед, потом долго колесил по городу, просматривая купленные на вокзале газеты. Пара заметок заинтересовала его всерьез – вырванный листок отправился в сумку. Ошалевший от дурацкой щедрости клиента таксист не задавал лишних вопросов.

Дезет с интересом посмотрел на собственный, четырехлетней давности судебный портрет. В газете, под смазанной картинкой мрачного, плохо выбритого типа красовалось вымышленное имя со стандартной припиской “разыскивается за мошенничество, кражу со взломом и злоупотребление доверием.” Ошеломленный Дезет мгновенно зауважал Департамент. Его не могут объявить в розыск официально. Но едва ли у иллирианского туриста найдется повод чрезмерно возмущаться задержанием из-за случайного сходства с каленусийским преступником… Он смял газету и бросил ее на самое дно сумки.

Вторая заметка (в желтом как солнышко бульварном листке) оказалась поинтереснее.

“Драма ревности в полисе Параду. Убийство ординатора. Романтический побег лауреатки Калассиановской премии…”

У Стрижа зачастил пульс. Прочитал крикливую, сумбурную статью до конца, аккуратно сложил и убрал газету.

– В аэропорт. Обратно. Быстро.

Терпеливый таксист развернул машину, уверенно прибавил скорости. Через полчаса Стриж поспешно пересек площадь, обошел ажурные кусты, миновал ряды каров и закусочную с крахмальной толстушкой. Фургончик скорой помощи беззащитно белел в отдалении, задняя дверца оказалась распахнутой, пленный шпик исчез.

“Мой приезд стал свершившимся фактом. Они сейчас ищут повсюду – в отелях, в первую очередь. Я должен где-то жить. Никому не придет в голову, что я вернулся на место стычки”. Стриж уверенно распахнул дверь и вольно прошел под гулкие стеклянные своды вокзала.

– Один билет на ближайший рейс до Параду.

Мелко, в барашек завитая кассирша наморщила низкий лобик и вцепилась в сайбер, терзая Систему. Стриж вздохнул. “Еще не хватало мне застрять здесь, на самом виду, до вечера…”

Билет, к счастью, нашелся. Через полчаса Дезет почти взбежал по трапу. Лайнер пронзил тускнеющее осеннее небо. Стриж закрыв глаза, погрузился в невеселые размышления.

Статья в бульварном листке – вымысел на две трети. Тем не менее, Симониан исчезла, скорее всего это истинная правда. Кто-то был убит. Кто? Кем? При каких обстоятельствах? В газете мимоходом сказано – ординатор. Что это – вмешательство Департамента? Логика боролась против иррациональных сомнений. Департамент Обзора в целом не был ни исключительно карающей, ни чрезмерно жестокой организацией. Совершенные ими незаконные убийства собственных граждан, пожалуй, можно было сосчитать по пальцам одной руки. И это за всю новейшую историю Каленусии! Стриж не видел пока особых причин для пополнения этого зловещего списка. Кто еще? Преступный мир? Быть может… Иллирианец тщетно пытался справиться с опасениями худшего толка. Не был ли причастен к делу Порт-Иллири? Принцепс?

“Я не псионик. Мое воображение бесполезно. Нужно основываться на фактах. А для этого – добыть их.”

Самолет приземлился в Параду через час. Бархатное тепло курортной осени окутало Дезета. Он шел мимо еще пышных садов рукотворного рая. В кустах парков доверчиво возились прирученные птицы. Кар вез его в ласковый, едва наступивший вечер, мимо россыпи едва зажегшихся огней, мимо газонов со смешными пушистыми шарами поздних цветов, мимо витрин, портиков, нарядной толпы, утонченно-роскошных фонарей и уличных музыкантов.

Стриж вступил на коралловый гравий университетских тропинок, прошел кипарисовой аллеей, дернул витую ручку тяжелой двери.

– Профессор Милорад очень занят…

Некрасивая, с лошадиными зубами и доброй улыбкой секретарша подняла усталое лицо от груды бумаг.

– Я не задержу его надолго.

– Но… Я не могу. Он и вправду занят. Может быть, я спрошу профессора?

Стриж кивнул.

– Скажите профессору – пришел по делу знакомый его брата.

Секретарша исчезла за надежной, какой-то уютно-старомодной дверью. Через минуту она вышла, едва заметно изменившись в лице.

– Вас ждут.

Стриж вошел, окинул взглядом тяжелые полки с книгами, широкий стол, изящную стойку дорогого, “морского” аквариума в углу. Сухой, подтянутый старик с клиновидной бородкой поднялся ему навстречу.

– Вы привезли известия от моего брата? Он решился-таки на мировую? Почему он не позвонил, не прилетел сам?

Стриж медленно опустился в широкое “гостевое” кресло.

– Я не привез известий.

Профессор Милорад (одаренный в студенческой среде прозвищем “Птеродактиль”) резко отшатнулся. Казалось, очки его гневно сверкнули.

– Вы пришли посмеяться надо мной?

– Нет.

– Кто вы?

– Я сказал вам правду. Я знаком с вашим любимым и ненавидимым братом, Кеем Милорадом, комендантом Форт-Харай.

Дезет снова восхитился – старик просчитал ситуацию мгновенно. Он с отвращением оглядел Стрижа.

– Ясно. Вы мне солгали. Вы просто сидели, вы – бывший заключенный. Убирайтесь вон.

Стриж скрестил руки на груди и покачал головой.

– Я не уйду.

– Я вызову охрану.

– Я ни в чем не солгал вам. Вы сами запутались и обманули себя пустыми надеждами. Я сказал вам правду. Я был знаком с вашим братом и пришел по делу, по своему делу. Это дело касается жизни человека.

– Убирайтесь.

Стриж не торопясь открыл сумку, вынул свернутую газету и бросил ее резким жестом прямо на стол перед оторопевшим профессором.

– Вы были знакомы с Джулией Симониан?

– Допустим.

– Прочтите это.

Милорад нехотя потянулся к листку, взял его, поправил льдисто сверкающие очки.