Джеймс Блиш - Города в полете

— Но черт возьми, чего ты предполагаешь этим добиться? — спросил рассерженно Хэзлтон, по крайней мере раз в пятый. — Мне кажется, ты просто сошел с ума.

И все же, на Новой Земле не имелось никого другого, кто бы осмелился разговаривать с Амальфи с подобным безрассудством. Однако Марк Хэзлтон был управляющим городом при Амальфи еще с 3301 года и очень хорошо знал своего бывшего босса. Скрытный, с трудным характером, ленивый, импульсивный и иногда опасный человек, Хэзлтон пережил многие свои промахи, за который Отцы Города иного другого управляющего могли бы просто расстрелять — и в действительности, по их требованию, был расстрелян его предшественник — и ему удалось, кроме того, пережить свое, частенько ничем неподкрепленное мнение, что он мог читать мысли Амальфи.

Со всей определенностью можно было утверждать, что не существовало другого экс-Бродяги на Новой Земле, который мог бы скорее понять нынешнее состояние Амальфи, но в этот момент Хэзлтон не показывал достаточно хорошую демонстрацию этого. Кроме того, он и его жена Ди — девушка с планеты по имени Утопия, которая очутилась на борту города примерно в то же время, когда там же оказался и доктор Шлосс при уничтожении Герцогства Горта — наверное позабыли, что традиция Бродяг запрещала мэру города Бродяг жениться или заводить детей, и то, что Амальфи занимал пост мэра Нью-Йорка с 3089 года само по себе стало кондиционированием практически за пределами изменения для подобного состояния ума. И в особенности, ему не нравилось, что его постоянно окружали дети и внуки его городского управляющего, в особенности тогда, когда ему было исключительно необходимо получить совет от кого-то, кто помнил традиции достаточно хорошо, чтобы понять, почему другой человек все еще их придерживается.

Тем не менее, одной из способностей Марка, являлась та, что в своей лучшей форме, он мог реагировать в большей степени, как симбиот, а не как по настоящему отдельное, живое существо. Когда дети после ужина вежливо покинули их, Амальфи понял, что это было сделано по приказу Хэзлтона. Он также догадывался, что это сделано не потому, что Марк хотя бы чуть-чуть подозревал о неудобствах, испытываемых его другом в присутствии столь многих плодов процесса ассимиляции. Скорее всего, дело просто в том, что городской управляющий интуитивно угадал необходимость для Амальфи в конфиденциальной беседе и соответственно организовал подобный разговор, смешав общественное расписание Ди без всяких угрызений совести.

Дети отнесли свое непонятно раннее удаление в виду приближающего время сна для внуков, хотя, как знал Амальфи, когда весь клан собирался на ужин, они, по традиции, делали из этого большое шоу, и весь вечер оставались вместе в соседнем здании, настоящем муравейнике спален, где Хэзлтоны взращивали свою бесчисленную семью. Обитель же Хэзлтонов, в которой они сейчас находились, была по большей своей части только лишь огромной общественной комнатой, в которой они только что поужинали. Теперь, когда ужин закончился, Амальфи едва сдерживался от ерзания, пока вся процессия больших и маленьких Хэзлтонов не проявила свою вежливость. Даже самые маленькие — и каждый из них — должны были произнести прощальную речь великому человеку, таким образом представляя свою не столь уж значительную персону. Их родители давно уже, еще с их собственного детства, поняли, что постоянно занятый мистер Мэр не мог беспокоить себя запоминаем того, кто кем являлся.

Амальфи никогда бы в голову не пришло похвалить сокрытие детьми их разочарования того, что им приходиться столь рано уходить, поэтому он и не понимал, что они разочарованы. Он просто слушал их, не слыша. Но один мальчишка среднего возраста все же привлек его внимание, в основном потому, что с того момента как он появился, Амальфи заметил, что ребенок просто не отрывал глаз от почетного гостя. Это его смущало. Амальфи подозревал, что он либо забыл надеть какую-то необходимую часть одежды либо убрать какие-то следы его подготовки к вечеру. Когда же ребенок, заставивший Амальфи потереть свой подбородок, пригладить брови и пальцем поковырять в ушах, чтобы убедиться в отсутствии в них мыльной пены, заговорил, Амальфи обратил на это внимание.

— Уэбстер Хэзлтон, сэр, и я надеюсь увидеть вас снова по делу огромной важности, — произнес мальчик. Он произнес эту фразу, словно репетировал ее многие недели, со звенящей убежденностью, которая почти что побудила Амальфи назначить встречу там же и сейчас же.

Вместо этого он пробурчал.

— Уэбстер, э?

— Да, сэр. Я был внесен в Большой Список на рождения, когда Уэбстер попросился покинуть город.

Амальфи ощутимо тряхнуло. Давно, несколько сот лет назад, Уэбстер был инженером-ядерщиком, который выбрал то, чтобы покинуть город перед посадкой на Утопии в примерно 3600 году. Конечно же заняло много времени, чтобы заполнить все те провалы в городском реестре после убийственной попытки городов-бандитов предотвратить выполнение их контракта для планеты Он и после значительных потерь при контакте с городом, подверженным эпидемии в джунглях Служителей. И тогда, сперва рождалось еще слишком много девочек. Уэбстер, тем не менее, невообразимо долгое время шел к своему появлению. По его внешнему виду, он не мог быть никак старше четырнадцати лет.

Вклинилась Ди.

— В действительности же, Джон, Уэб родился много времени спустя после того, как был оставлен Большой Список. Но ему нравиться иметь своего патрона-гражданина. Вот и все. Как в старые времена.

Мальчишка коротко глянул своими чистыми коричневыми глазами на Ди и затем, словно исключив ее из их мужской вселенной, произнес:

— Спокойной ночи, сэр.

Амальфи слегка сдержал себя. Никто не мог так просто не принимать во внимание Ди, даже Амальфи. Уж он то это знал хорошо. Однажды он уже пытался.

Процессия продолжалась, и постепенно он снова потерял к ней всякий интерес, пока наконец не обнаружил, что находится наедине с Марком и Ди — если можно было так назвать комнату столь больших размеров и в которой эхом отдавалось столь много сильных личностей. Аура яростной семейственности осталась позади домашнего очага Хэзлтонов, и встала между Амальфи и тем, что он пытался объяснить, так что его изложение проходило с нежелательными запинаниями. И произошло это именно тогда, когда Хэзлтон спросил его, чего он этим хочет добиться.

— Добиться? — спросил Амальфи. — Я не ожидаю, что чего-нибудь добьюсь. Я просто опять бы хотел очутиться там, наверху, вот и все.

— Но Джон, — заговорила Ди. — Задумайся хотя бы на минуту. Предположим, тебе удастся убедить несколько человек еще из тех, прошлых дней, отправиться с тобой. Но это все больше уже не имеет смысла. Ты просто превратишься в некое подобие Летучего Голландца, плывущего под проклятием, направляющегося в никуда и ничего не делающего.