Jamique - Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

— Почему — кем?..

— Это всё тот же вопрос, — пояснил забрак насмешливо. — Вопрос о значении слов. Почти никто не задумывается над ними. А ведь они отвечают на все вопросы. Управляемый — кем? Избранный — кем? И для чего, а?

— Избранный — это термин.

— Ага.

Оби-Ван подождал продолжения. Его не было. Была та же лютая насмешка в жёлтых глазах.

— Что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты сказал вслух то, что уже думаешь. Ты меня просто стесняешься, как ситха. Не пристало, мол, верноподданному джедаю думать при этой образине. И тем более думать то, что, может, бросит тень на его любимый Орден. С ума сойти! — он вновь расхохотался. — Ну и обработочка! Ты лоялен даже после смерти!

— Что?!..

Кое-что, конечно, тому удалось. Возможно, в этом был виноват и его молодой облик. Сдержаться оказалось очень трудно. На какое-то время он потерял над собой контроль.

— Нет, — ответил забрак внезапно очень спокойно, — ты мне скажи: когда ты говорил о неуправляемости, что ты имел в виду? И без воплей и разных воздеваний рук. Когда ты это говорил, то имел в виду конкретные вещи. Пожалуйста, озвучь их.

Оби-Ван взглянул на учителя. Тот на них не смотрел. Тот смотрел в огонь. Блики на полупрофиле лица…

— Я имел в виду, — сказал Оби-Ван тихо, — что мой ученик совершал непозволительные вещи…

— Нет, стоп, — тут же прервал его ситх. — Ты мне объясняешь его поведение, а не своё слово. Что такое — неуправляем?

— Он больше не подчинялся приказам Ордена! — взорвался Оби-Ван. — Ты это хотел услышать?

— Да.

Ощущение было такое, будто грудью налетел на стену. Прогнозируемое ощущение. И при этом крайне неприятное.

— А ты подчинялся всю жизнь, — неприятный прищур забрака стал ещё более неприятным. — Даже когда Орден был уничтожен, ты проводил в жизнь то, что вложили в тебя за твою жизнь…

— Стоп, — теперь сказал уже Оби-Ван. — Минуточку. Ты, конечно, очень умный. Только ответь мне на один вопрос, — настала очередь его недоброго прищура. — Твой учитель. А он — разве не управлял Анакином? Разве не его приказам тогда тот стал подчиняться? Если следовать твоей логике, пусть так — он просто сменил хозяина! Но это даже не так. Орден жил по правилам и жёстким законам. Ты прав. Но этим правилам и законам следовали все. От верхушки до низа. Магистр в этом не отличался от падавана. И если мы требовали что-то от него, то мы же требовали это и от самих себя. И поверь, эти требования были отнюдь не чем-то чудовищным. Это были требования элементарного самоограничения и самодисциплины. Например, у нас было не принято немотивированно убивать людей. Детей, в частности. И безоружных стариков. Твой милый Анакин, — почему он назвал своего ученика «твоим», он сам не понимал. Скорей всего, раздражение сделало его язвительным сверх меры, — подчиняясь приказам твоего любимого учителя, вырезал весь Храм. Детей в том числе. И на моих глазах чуть не убил свою жену, которая, заметь, была беременна его детьми! Да, он был неуправляем! Не с точки зрения Ордена! С точки зрения элементарной морали! Человечности! Да просто рассудка! При его силе он мог сделать что угодно и с кем угодно! Он стал опасен для мира…

— И мир убил его, — пробормотал Куай-Гон.

Оби-Ван поперхнулся. В голосе старого рыцаря не было осуждения. В нём не было даже горечи. Так говорит человек, который давным-давно всё понял о мире. И уже не надеется изменить его.

— Учитель…

— Ты прав, — старый рыцарь поднял голову и кивнул своему ученику. — Ты поступил так, как и следовало поступить джедаю. Я хуже тебя. Я бы не сумел. Я бы всё равно его любил. Даже после такого. Дело не в том, кого и как убивает твой ребёнок. Дело в том, что он — твой ребёнок…

Наверно, это старость…

У Оби-Вана было чувство, как будто на него свалился пещерный свод. Причём эффект от этого был какой-то странный. Он явственно чувствовал, что с ним что-то происходит. Но если бы кто-то попросил его обозначить этот процесс хотя бы примерно, ответа на свой вопрос он не получил.

Говорят, существует такая вещь, как прозрение. Оно происходит, кажется, после долгих и целенаправленных усилий со стороны живого существа, или после краткого и небрежного действа со стороны той великой надчеловеческой сущности, к которой существо это стремится, и которое в перерывах между своими вселенскими грёзами умудряется заметить это микроскопическое нечто. Прозрение в таких случаях характеризуется как подключение к всемирной сущности, слияние на миг с нею, прозревание миров и миров, бессмертия, высшего и великого закона. Это великое счастье и великий покой.

Так учили Оби-Вана. Ему никто не говорил, что прозрение может наступить после нескольких несправедливых слов усталого человека. И никто не говорил, что оно может отличаться от счастья и покоя. Сильно отличаться. Прямо-таки кардинально.

Оби-Ван встал. Немотивированно прошёлся до одной из стен пещеры. Потом повернулся и пошёл до другой. Потом сделал новый поворот и вновь проделал короткий путь обратно. Эта серия ходьбы произошла ещё несколько раз. Около двадцати. Потом он остановился и нащупал рукоятку меча. Тупо взглянул на цилиндрический предмет в своей ладони. Спрятал обратно за пояс. Посмотрел на тех, кто остался сидеть у костра.

— Сволочи, — пробормотали его губы.

— Кто? — спросил забрак. Он больше не насмехался.

— Не знаю, — Оби-Ван быстро провёл у себя по лбу. — Мне сейчас трудно формулировать что-либо. Я… пока не знаю… я даже не понимаю, что со мной произошло.

Было очень тихо. Просто потому, что все трое молчали, а больше никого в этом мире не было. Только огонь в треске костра.

Через огонь учитель и ученик смотрели друг на друга.

«Я поручил его тебе».

«А я его убил».

Вот и всё. В сущности.

Бывает миг — и жизнь твоя, отражённая несправедливыми словами усталого человека, вдруг перестаёт тебе лгать. Почти невозможно первые секунды жить в этом новом мире.

— Есть такая идея, — сказал Оби-Ван через пять минут. — Конечно, Анакин меня вышиб из связи. И конечно, как я понимаю, тем, кому эта связь была нужна, теперь она ни к чему, и они помогать мне не будут. Но я думаю, что дорожка ещё не заросла. И ещё я думаю, что теперь она может пригодится кому-то другому.

Куай-Гон кивнул:

— Попробуй, Оби. Я считаю, это для нас пока единственный шанс.

Кабинет его располагался на втором этаже того, что здесь называли административным корпусом или коттеджем. Коттеджем кабинетов преподавателей. А также здесь была главная бухгалтерия и прочие организационно-распределительные службы. В окно был виден простор и ветки сада. Где-то там, за ветками, достаточно далеко, чтобы оставаться простором, тот был ограничен очередной системой корпусов.