Дэвид Вебер - Марш через джунгли

— Расплата за «малое величие», — сказала она. — Временами Роджер совершенно непереносим, но — если уж говорить до конца честно — не он один в этом виноват.

— Так-так?

На лице Косутич никаких чувств не отражалось, но воображаемые длинные уши встали торчком. Странное дело: Бронзовый батальон создавали с единственной целью — защищать третьего по счету наследника, Бронзовые варвары проводили в компании своего подопечного уйму времени (правда, не испытывая при этом ни малейшего удовольствия) — но никто из них Роджера толком не знал. О'Кейси разбиралась в его характере значительно лучше, и если она решила поделиться своим знанием, в Еве Косутич она обрела более чем благодарного слушателя.

Уж точно не он один, — повторила Элеонора, покачивая головой и криво усмехаясь. — Он ведь Макклинток.

Весь мир знает, что значит быть Макклинтоком — бесстрашным, честным, безупречным, великолепным... на самом деле до идеала им далеко, но все верят , что они идеальны, и этого более чем достаточно. К тому же наследный принц Джон и принцесса Алике — оба в мать — вполне соответствуют народным ожиданиям. Роджеру от этого выть хочется. Наследный принц Джон — блестящий дипломат, его талантами можно только восхищаться. Принцесса Алике добилась признания как один из лучших адмиралов флота. А теперь возьмем Роджера. На несколько десятилетий младше брата и сестры, всегда и во всем лишний, никому не нужный... типичная паршивая овца. Безрукий, испорченный, избалованный барчук... — Она подмигнула сержанту и криво усмехнулась. — Доводилось такое слышать?

— Да уж, — призналась Косутич.

Вообще-то морпехи никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в чем не признавались. Ева отступила от этого правила. Возможно, впервые в жизни. О'Кейси холодно улыбнулась.

— Конечно доводилось. А теперь представим. Всю жизнь в тебе видят в первую очередь не тебя, а твоего отца. Сам по себе ты никого не интересуешь. Императрица относится к тебе... скажем так: неоднозначно . — Элеонора не сразу сумела подобрать подходящее слово. — С учетом всего этого было бы очень странно, если бы из Роджера получился приличный принц. — Она грустно шмыгнула носом. — Мы с Костасом Мацуги почти всегда спорим, но в одном я не могу с ним не согласиться: с Роджером обошлись далеко не лучшим образом. А вот в чем мы с Костасом никогда, наверное, не сойдемся — это как нам справиться с ситуацией. Вы ведь знаете, я не первая наставница принца. Я работаю с ним чуть больше шести лет, всего-навсего. Меня не было рядом, когда маленький мальчик впервые ощутил, как несправедлива жизнь по отношению к нему, но я отчетливо различаю боль, которую этот малыш испытывает до сих пор.

Да, я знаю о ней, но мне предстояло решать другую задачу: заставить Роджера повзрослеть, научить его достойно принимать несправедливости, из которых складывается жизнь, и вести себя, как подобает Макклинтоку и принцу великой Империи. И, — призналась она с болью, — с этой работой я, похоже, не справилась.

— Да уж, — сказала Косутич, стараясь найти подходящие слова, — вам не позавидуешь. Моя работа тоже не сахар; пока из зеленого сопливого лопуха-лейтенанта воспитаешь толкового офицера морской пехоты, семь потов сойдет, но в Корпусе все организовано так, чтобы мне помочь. А вам и опереться-то не на что.

— Да, я видела, как вы справляетесь с офицерами Панэ — это своего рода дзюдо. Если бы я могла обращаться с Роджером примерно так же... это было бы замечательно. Но — никак. Роджер — гений по части уверток. До целеустремленности брата и сестры ему далеко, зато он унаследовал все знаменитое упрямство Макклинтоков, до последнего миллиграмма.

Она внезапно рассмеялась, и Косутич удивленно подняла брови.

— А что здесь смешного? — спросила сержант-майор.

— Да так, пришло вот в голову, насчет Роджера и его упрямства, — ответила О'Кейси. — У Господа Бога очень специфическое чувство юмора.

— Простите, не поняла?

— Вы когда-нибудь были в Имперском военном музее?

— Да, конечно. И не один раз. Почему вы спросили?

— А коллекцию Роджера Третьего видели?

Косутич кивнула, хотя все еще не могла понять, к чему ведет ученая. Роджер III был одним из многих непостижимо талантливых императоров династии Макклинтоков. Как и большинство его родственников, он был натурой увлекающейся и интересовался подчас довольно странными вещами. В частности, он увлекался военной историей, точнее историей Старой Земли шестнадцатого — двадцатого столетий от Рождества Христова. Император собрал великолепную коллекцию оружия и брони человеческой расы той эпохи — возможно, лучшую в мире. Когда он умер, коллекция по завещанию целиком отошла Имперскому военному музею и стала одной из жемчужин его экспозиции.

— Со времен Роджера Третьего, — продолжила О'Кейси, вроде бы отклонившись от темы, — увлеченность древним оружием превратилась для императорской семьи в своего рода традицию. Конечно, отчасти это делается на публику: имперские традиции — о, какая прелесть! Всеобщее восхищение и прекрасная пресса гарантированы... Но в этой шумихе есть изрядная доля правды. К примеру, императрица и наследник престола могут часами рассуждать на тему готических доспехов и швейцарских алебардистов. Хотя, казалось бы, им есть чем заняться и кроме этого.

Она состроила выразительную гримасу. Косутич хихикнула.

— К Роджеру это никоим образом не относится, — продолжила ученая. — Как я сказала, он может быть упрям как осел. Он ушел в глухую оборону и наотрез отказался заниматься чем бы то ни было «традиционным». Полагаю, это был относительно безвредный способ выразить свой протест, и Роджер... уперся. Возможно, из-за того, что увлечение началось с другого Роджера, тоже Макклинтока, но Макклинтока, которого все уважали — в отличие от нашего Роджа. Так или иначе, несмотря на все ухищрения семьи, Роджер не проявил к предмету ни малейшего интереса. А жаль. В особенности теперь.

— Теперь?

Косутич непонимающе уставилась на собеседницу, потом хлопнула себя по лбу и отрывисто расхохоталась.

— Вы правы, — сказала она, — нам очень не помешало бы, если бы принц разбирался в предмете, соответствующем нынешнему уровню развития Мардука.

— Очень не помешало бы, — со вздохом согласилась О'Кейси. — Но в этом весь Роджер. Если в деле есть хоть малейший шанс лопухнуться, наш принц обязательно им воспользуется.

Роджер понаблюдал, как Панэ пробирается к нему по транцу в центре грузового отсека, и покачал головой. Катер был битком набит пехотинцами, уложенными, словно шпроты в старинную консервную банку. Пересечь палубу можно было только одним способом — по транцу, длинному брусу, на котором были укреплены капсулы морпехов. Этакое путешествие по бревну на уровне полутора метров от пола.