Питер Гамильтон - Нейтронный Алхимик: Консолидация

— Джошуа?

— Слежу, Эшли.

— Чтобы выйти на рандеву с нами, тебе придется покрутиться. Я вынужден был истратить запас реакционной массы, чтобы вообще выйти на орбиту. Вот такой вектор. — Эшли датавизировал файл, скопированный с автопилота.

— Господи! Рисково у тебя получилось.

— Знаю. Уж извини, дети больно тяжелые. И когда пристыкуемся, движки придется менять. Я их до красной черты довел. И корпус неплохо бы прогнать через полную диагностику.

— Ну ладно. Вес равно без потерь не обошлось. Ожидай встречи через двенадцать минут.

— Спасибо, Джошуа.

Умиротворенная болтовня, доносившаяся из кабины, стремительно стихала. Ускорение снизилось до одной двадцатой g — завершался маневр выхода на орбиту. Смолкли оба реактивных двигателя, и автопилот сообщил, что в баках осталось четыре килограмма топлива.

Из салона донесся первый булькающий стон. Эшли приготовился к худшему.

По жилым помещениям «Леди Макбет» пронесся сигнал «Готовьтесь к ускорению». Эденисты, под руководством Сары Митчем и Дахиби Ядева готовившие корабль к нашествию трех десятков детишек, разбежались по койкам и временным ложам. На лице каждого из них застыло одно и то же испуганное выражение. Учитывая, через что они прошли за последние тридцать часов, это было вполне понятно. Пронзительный вой вызывал у каждого тяжелые ассоциации.

— Не волнуйтесь, — объявил Джошуа. — Сильных перегрузок не будет, только маневр.

На мостике он был один. В слабом розоватом свете ярче казались изображения в голопроекторах. Странно, но Джошуа в одиночестве было спокойнее. Он стал тем, кем всегда мечтал (или так ему казалось) стать — капитаном звездолета, лишенным всех иных обязательств. Пока он одновременно приглядывал за бортовым компьютером и вел тяжелый корабль по новому курсовому вектору к висящему на орбите челноку, у него не оставалось времени раздумывать над последствиями содеянного: Варлоу мертв, команда наемников погибла, планета захвачена, спасательный флот рассеян. Не хотелось вспоминать о этом бездарном провале, как и о последствиях того, что одержимые вырвались на свободу. Лучше забыться в текущих делишках, действовать и не думать.

В чем-то его состояние было сродни катарсису. Они ведь побеждали в тех битвах, в которых участвовали сами. Они спасли эденистов, детей, теперь вот Келли. И скоро они отправятся домой.

В конце концов, чего еще можно желать?

Ответом ему было нестерпимое чувство вины.

Джошуа стабилизировал «Леди Мак» в километре над челноком, позволяя орбитальной механике доделать работу за него. Корабли вошли в тень, и планета внизу казалась безликой черной кляксой. Только радары и инфракрасные сенсоры могли отличить сушу от воды.

Джошуа приказал бортовому компьютеру связаться с немногочисленными оставшимися спутниками слежения на низких орбитах. Синтезированное изображение появилось на экранах быстро.

Амариск оказался полностью на дневном полушарии, и Джошуа видел, что над континентом висит огромное алое облако. Оно закрывало уже четверть планетного диска, с ураганной скоростью распространяясь из бассейна Джулиффа. Несмотря на огромные размеры, оно все еще сохраняло плотность, надежно скрывая все черты поверхности. Серая мгла, висевшая над округами Кволлхейма во время недолгой кампании наемников, тоже исчезла. Даже горы, где обитали тиратка, не стали преградой; облако клубилось в них, затапливая долины. Только высочайшие пики пробивали ее, и заснеженные вершины торчали из алой мглы, точно айсберги в море крови.

Прежде это зрелище казалось Джошуа омерзительным. Теперь оно его пугало — одной мерзейшей мощью, потребной для его создания.

Пилот вновь переключился на изображения, поступающие от внешних сенсорных гроздей «Леди Макбет». До челнока оставалось пять сотен метров, и крылья его уже были сложены. Поиграв экваториальными ионными движками звездолета, Джошуа пошел на сближение, выводя стыковочную колыбель навстречу захватам на носу челнока.

Эшли, наблюдавший за действиями Джошуа из кабины, через узкую полосу иллюминатора, как всегда, восхитился способностью пилота подчинять себе шарообразную тушу звездолета. Выдвинувшийся на телескопической штанге стыковочный узел с обманчивой легкостью повернулся и надвинулся на сплющенный нос челнока, с первого раза попав в захват.

По ребрам жесткости донесся лязг металла, и челнок медленно затянуло в чрево «Леди Макбет». Эшли с омерзением взирал, как в качке к нему подплыл теплый, клейкий, вонючий ком и размазался по комбинезону. Отмахиваться от рвотных масс он не стал — в невесомости это кончилось бы тем, что капля разлетелась на десятки мелких. А этой пылью и захлебнуться можно.

— Вам восьмерым придется посидеть в челноке, — датавизировала Сара, когда шлюзовая труба коснулась люка.

— Да ты шутишь! — взвыл Эшли.

— Такая твоя удача, Эшли. На борту столько народу, что системы жизнеобеспечения перегружены. Фильтры челнока на двуокись углерода придутся нам очень кстати.

— Господи, — несчастным голосом протянул Эшли. — Ну ладно. Только пришлите нам ручные уборщики, и поскорее.

— Уже ждут в шлюзе.

— Спасибо.

— И начинайте с младших ребятишек. Их я забью в ноль-тау-камеры.

— Ладно.

Он датавизировал бортовому компьютеру приказ открыть шлюз и встал с кресла, чтобы обсудить с отцом Эльвсом, в каком порядке выводить детишек.

Едва челнок втянуло внутрь корпуса, заработали оба неповрежденных термоядерных движка «Леди Макбет». На одном g звездолет начал удаляться от планеты, выходя на линию ориентации, ведущую к солнцу Транквиллити.

Далеко внизу алое облако взбурлило изнутри. Из сердцевины его поднялся чудовищный смерч, на добрых двадцать километров поднявшись над скоплением кучевых облаков, и несколько минут колыхался, тычась слепо то в одну сторону, то в другую наподобие манящего — или грозящего — пальца. Потом сенсорные пучки и терморадиаторы «Леди Макбет» начали втягиваться в корпус перед прыжком. Ослепительный сине-белый выхлоп потускнел, и огромная сфера на глазах закатилась за горизонт событий.

Цепкий облачный коготь потерял интерес к тому, что творилось за пределами атмосферы, и медленно осел, растекаясь по непроглядному покрову. Алая мгла продолжала накрывать планету.

Вид из окон «Монтерей-Хилтона» открывался такой, какой только может открываться из окна отеля, стоившего триста пятьдесят миллионов. Аль Капоне очень понравилось. Никсоновские апартаменты располагались на нижнем этаже здания, и тяготение в них было стандартное. За радиозащитным иллюминатором, занимавшим всю стену большой спальни, медленно проплывала Новая Калифорния, призывно сверкая на смоляно-черном фоне космоса. Единственное, в чем Капоне разочаровался, — здесь звездочки не мерцали, как в те годы, когда он разглядывал их по ночам в своем летнем домике на Круглом озере. А так он снова чувствовал себя королем.