Маргарет Уэйс - Галактический враг

Крики, отдаленные крики. Она должна вернуться. Встала на колени, ища свой меч. Монах в рясе с капюшоном преградил ей дорогу.

– Двое должны пройти дорогой тьмы, дочь моя, чтобы найти свет.

Мейгри вспомнила этот сухой, ржавый, как если бы долго молчавший голос. Она скрючилась в ногах монаха и подняла глаза, чтобы увидеть его лицо. Оно было прикрыто капюшоном, но она знала, кто это был, знала, почему он пришел.

Ей предстоит борьба между жизнью и смертью.

– Святой отец, подожди меня! – закричала она. – Я вернусь.

Он, ничего не сказав, покачал головой. И она услышала в своем сердце: « Если вернуться сейчас назад, ничего хорошего не будет. Ты сама сделала выбор, который определит результат. Давай уйдем из этого мира и войдем в мир Сагана! »

Мейгри встала, оставив меч на полу, и последовала за монахом. Поднялся порывистый ветер, резкий, жгучий. Он рвал на ней черную тунику. Будто луна, вынырнувшая из-под бегущих облаков, из-под туники показались сияющие доспехи, холодные, светлые, серебристые.

Монах повернулся спиной к ветру, который развевал его рясу. Мейгри подняла голову посмотреть, где они находятся.

Над ней возвышались суровые и неприступные стены аббатства. Она узнала их, хотя была здесь раньше только раз, очень давно; она побежала вперед, торопясь скорее войти.

Двери были заперты для нее. Она стучала в них и кричала, чтобы услышали ее. Но ее крики уносил ветер. Отчаявшись, она повернулась к священнику. Он молча поднял руку.

Двери задрожали и открылись. Она отошла униженно в сторону, с благодарностью уступая ему дорогу. Склонив голову, он прошел мимо нее, свет от ее серебряных доспехов осветил его лицо.

Гордые, суровые черты напомнили ей его сына. Но лицо отца было смягчено страданием, самоистязанием, удары хлыста оставили след в его душе. Он посмотрел на нее, и она увидела слезы, блестевшие на впалых щеках.

Он не произнес ни единого слова, проходя мимо нее. Темнота сомкнулась вокруг него, и она больше не увидела его лица.

Мейгри молча проследовала за ним в стены аббатства.

– Брат Фидель, идемте со мной, – сказала ему леди Мейгри, и священник подчинился, хотя зачем ему идти и чем он поможет, было совершенно непонятно.

Он ожидал, что она даст ему какое-нибудь поручение, но она больше ничего не сказала. Подошла к неподвижной фигуре лорда Сагана, и молодой священник догадался, что она забыла о его присутствии.

Брат Фидель встал рядом, готовый предложить молчаливое утешение и участие, если ничем другим не сможет ей помочь. Смотря ей в лицо, он видел любовь к этому мужчине, сожаление о потерянном навсегда прошлом, знание того, что для них нет будущего, разве что очень далекое, находящееся за границей этого темного мира.

Он видел ее слезы, они, будто святая вода, текли по лицу и падали на руку Сагана, которую она держала.

Брат Фидель отвернулся, не желая мешать миледи. Когда он посмотрел опять, он понял, что она по-прежнему не помнит о нем. Мейгри стояла здесь, но ее дух бродил далеко.

А он внезапно осознал, что предстал перед Господом. Он был измучен, унижен. Господь и раньше приходил к нему: в соборе, когда вместе с братьями он воздавал Ему хвалу, или когда в темноте тихой ночи он преклонял колени перед маленьким алтарем у себя в келье и его голос разрезал благоговейную тишину. Но он никогда раньше не чувствовал Бога так близко.

Он не знал, что делать. Это ощущение возвышало его и ужасало. Надо молиться, надо молиться. Ведь он ждал этого момента. Но слова вылетели из головы, когда он пытался вспомнить их. Он стал заикаться, дрожать, язык его заплетался, его разрывали радость и страх – такие же ощущения он испытывал, когда ребенком подошел к алтарю к первому причастию.

Фидель не понимал, что происходит. Лицо леди Мейгри было пустым, лишенным выражения. Она молча занесла меч над телом Сагана.

Брат Фидель со страхом наблюдал за ней. Все в руках Божьих. Он не решался вмешиваться, хотя понимал, что она готова погубить Сагана, погубить себя, а значит – обречь всех остальных на смерть.

Все в руках Божьих.

Брат Фидель так и не понял, что заставило его повернуться. Не шум, потому что убийца наносил всегда удар бесшумно. Закричал Агис, но мгновением позже. Если бы Фидель не повернулся в ту самую секунду и не увидел, что происходит, было бы поздно что-либо исправить.

Спарафучиле проскользнул мимо него с поднятым кинжалом, на клинке которого играло пламя.

– Ты не убьешь моего хозяина! – Спарафучиле занес руку, готовый вонзить кинжал в Мейгри.

Монах навалился всем телом на убийцу. Схватил кинжал. Спарафучиле не ожидал этого. Он потерял равновесие. И они оба рухнули, задев Мейгри. От удара у нее вылетел меч и упал на пол. Она наклонилась за ним.

А потом бросила меч и повернулась спиной к спасителю и убийце.

Агис, стоя на страже у входа, увидел, как убийца сорвался с места, как сверкнул кинжал.

Центурион закричал, предупреждая Мейгри об опасности. Прыгнул вперед, но между ними было слишком большое расстояние. Он ослаб от раны и потому не смог бы оказаться рядом с ней в ту же минуту.

Он побежал через мостик, потом остановился, пораженный происходящим: безоружный брат Фидель схватил кинжал Спарафучиле, навалившись на обидчика всем телом.

Они оба упали на Мейгри, выбили у нее из руки меч. Она нагнулась за мечом, Агис решил, что она начнет сражаться. Но она застыла, выронив меч. Она была далеко, наверно, выдерживала сама с собой отчаянный поединок.

Убийца и монах завертелись, сцепившись друг с другом. Спарафучиле изрыгал проклятия, пытался высвободиться из рук Фиделя. А тот вцепился в него мертвой хваткой. Они оказались за надгробием. Брат Фидель, казалось, пытался утихомирить убийцу, словно обезумевшего пациента.

На какое-то мгновение монах прижал его к полу, но Спарафучиле был сильным и гибким, как пантера, и живо вывернулся. Агис остановился возле них в растерянности, приготовив дротиковую винтовку, чтобы в случае чего выстрелить, но боялся нажимать на курок, потому что в полумраке мог случайно задеть Фиделя.

Спарафучиле вспрыгнул на юношу, оседлал его, зажал жертву сильными ногами. Огонь играл на клинке убийцы. Теперь Агис мог выстрелить, не боясь промахнуться, но в то же мгновение убийца нанес удар.

Крик боли разорвал тишину. Тела соперников замерли. Агис опустил оружие, схватил Спарафучиле, согнувшегося над юношей, отшвырнул убийцу, приготовился пристрелить его. Но, взглянув в лицо ублюдка, увидел маску смерти.

Центурион в изумлении разжал руку. Спарафучиле рухнул, держа руки на животе. Из ребер торчала рукоятка кинжала, вокруг медленно расплывалось пятно крови. Губы его разомкнулись, он остановил полный боли взгляд на священнике.