Маргарет Уэйс - Легион призраков

Ярость бунтаря вспыхнула в его груди. Почему она не может принадлежать ему? Почему не может он крикнуть во всеуслышание: «Она моя! Я люблю ее!»

Он осторожно прикрыл двери, стараясь, чтобы они не хлопнули, а потом прислонился к ним спиной и, скрежеща зубами, стоял, пока не успокоился.

Долг. Ответственность. Да, конечно, в конце концов, он – король. Сегодня он вернется домой, в свой дворец.

Вернется домой, к своей жене.

– Так тому и быть, – сказал он себе самому, подавляя долгий вздох. – Ну и пусть…

Астарта Старфайер, супруга короля, королева галактики, Верховная жрица обоих подвластных ей народов и приверженцев ее веры в других мирах, лежала в постели одна, уставясь в темноту. Смятая простыня рядом с ней еще хранила тепло ее тела, тела ее супруга. Ей достаточно было протянуть руку, чтобы почувствовать, как быстро исчезает это тепло.

Сохранился до сих пор и его запах. Это удивляло ее. Удивило еще при первой встрече с ним. Он не пользовался никакими благовониями, но от него всегда так приятно пахло… Сам воздух, казалось, становился мягче от его присутствия. Так бывает весенним утром. Наверное, только она одна замечала это. Однажды она спросила своих фрейлин, чем объяснить благоухание ее супруга, но те лишь недоуменно посмотрели на нее и так ничего и не поняли.

Была полночь. Сейчас Астарта осталась одна, потому что Дайен ушел. В ее глазах его оправдывало то, что ему приснился дурной сон и он не хотел мешать Астарте. Это была правда. После их женитьбы она нередко замечала, как он мечется во сне и, тяжело дыша, вздрагивает и произносит какие-то невнятные слова. Она пыталась успокоить его, но он не принимал никаких успокоений, иногда холодно, иногда не очень, но всякий раз давал ей понять, что ее вмешательство нежелательно. Астарта не была навязчива. Она почувствовала облегчение, когда он ушел к себе, хотя его отсутствие в ее постели бесило ее мать, из-за чего между обеими женщинами случались иногда бурные ссоры.

Убрав руку с измятой и давно уже остывшей простыни, Астарта положила ее на свой живот. В эту ночь они с Дайеном были близки. Близки? Горький смех Астарты сразу же сменился рыданием.

Она лежала, держа руку на своем плоском животе и прижимая пальцы к мягкой податливой плоти. Нет, это его тело было здесь, а его душа не с ней. С другой.

Дайен обладал своей женой, выполняя свой долг в течение целой недели после возвращения из Академии. В первую ночь Астарта трепетала от наслаждения. Им владело желание, он был пылок и полон страсти, но как только он ушел, холодно и бегло поцеловав ее, в свою спальню, она поняла, что у него есть другая женщина.

Его пыл быстро угас. Теперь их близость бывала поспешной. Он стал тороплив и неласков. Астарте это не доставляло удовольствия. Она догадывалась, что Дайен испытывает наслаждение, представляя себе на ее месте ту, другую женщину. Во время их близости глаза Дайена оставались закрытыми. В своем воображении Астарта готова была выцарапать ему глаза, чтобы увидеть, что за женщина скрывается там, за закрытыми веками. Воображение Астарты разыгрывалось с такой силой, что в душу ее закрадывался страх. Что, если высказать ему в лицо все, о чем она думает? Но Астарта хранила молчание, потому что знала, что он старается сделать: дать ей ребенка, которого она так хочет.

Может быть, на этот раз… Астарта закрыла глаза и впала в полусонное состояние.

Он снова был с ней. Он вернулся несколько минут назад и «исполнял свой долг». Она лежала, терпеливо снося все это, ненавидя то, что он делает, и ожидая, чтобы все кончилось как можно скорее. Дождалась, открыла глаза и взглянула ему в лицо…

Это было чье-то чужое лицо.

Задыхаясь от ужаса, она отчаянно боролась, пытаясь сбросить с себя грузное тело насильника, а он смеялся ей в лицо:

– Мой ребенок, мой!

И вдруг она увидела себя сидящей в постели и обеими руками отбивающейся от пустоты!

Астарта вздрогнула, съежилась и схватилась рукой за плоский живот. Не беременна ли она, подумалось ей. Но что же означает это «видение»? И что за лицо привиделось ей? Его лицо. И все-таки не его. «Благословенная Богиня, что хотела сказать ты мне?» – мучительно пыталась понять случившееся Астарта.

Астарта снова легла навзничь. Слезы высохли на ее щеках. Она была набожна. Это видение ниспослала ей Богиня – и уже не впервые. Такое случалось нечасто, но всякий раз неожиданно, а не по ее желанию. Но уж когда видения посещали Астарту, то их предсказания неминуемо сбывались. И все же – что означало нынешнее видение?

Дрожащими руками, торопливо она зажгла лампу, нашла свою одежду и закуталась в нее, а потом подошла к двери, задрапированной роскошным гобеленом. Эта дверь вела в небольшую комнатку – часовню Астарты. Здесь все до последней мелочи она расставила собственными руками.

Астарта зажгла свечу из белого пчелиного воска, вставленную в простой деревянный подсвечник. Богиня привержена к простым вещам; и эта ее приверженность вошла в пословицу. Свет от свечи упал на центральную часть алтаря – статую самой Богини. Эта статуя досталась Астарте в наследство еще от матери ее матери, тоже Верховной жрицы, как и сама Астарта.

Статуя изображала двух женщин. Одна из них была в длинном белом покрывале. В правой руке она держала сноп колосьев, а ее левая рука покоилась на плече ребенка, стоявшего впереди нее. Позади этой женщины, спиной к ней, стояла другая женщина – в доспехах и шлеме, с мечом в правой руке и щитом – в левой. Этот двойной образ Богини символизировал с одной стороны Мать, воспитывающую свое дитя, а с другой – Воительницу, защищающую своих чад.

Такая статуя стояла на каждом алтаре в каждом доме на родине Астарты. Богиню чтили там на протяжении веков, с тех самых пор, когда жестокий мор унес жизни почти всех мужчин, а тех, что остались в живых, слабых и ставших драгоценными, воспитывали и растили, как тепличные растения, ради сохранения популяции. В большинстве домов у статуи Богини было только одно лицо – то, которое живущая в доме женщина выбирала сама. Мать Астарты избрала лицо Воительницы, а для самой Астарты Богиня была нежной, любящей матерью. Но сейчас Астарта медленно поворачивала статую, пока Воительница не заняла место матери.

Настало время бороться за спасение святыни, которая была всего дороже не только самой Астарте, но и тем, кто верил в нее.

Алебастровая статуя смотрела на мир ничего не выражающими, пустыми глазами. Изображение Богини-Воительницы никогда не привлекало к себе Астарту. Она знала каждую черточку, каждую складку облачения Богини-Матери, а Богиня-Воительница казалась ей слишком холодной и суровой и очень напоминала Астарте ее мать. Теперь же Астарта видела и понимала, что Воительница холодна и сурова, потому что быть иной ей нельзя, в этом ее спасение, ее броня, защищавшая от ран – от тех, что наносили ей враги, и от тех, что наносила она сама врагам.