Андрэ Нортон - Звездные врата. Суд на Янусе. Победа на Янусе

Ветер не стал холоднее, но Кинкар поежился. Среди его народа были знахари, которые своей волей могли исцелять разные болезни. Насколько же сильнее, должно быть, могущество Властителей Неба! Неужели оно настолько сильно, что хватило одного их слова — и морозы не пришли. А придет ли за холодами время пробуждения к жизни? И снова он поежился.

— Сын Дочери!

Воображение увело Кинкара так далеко, что, оборачиваясь на зов, он схватился за рукоять меча — столь неожиданным оказалось пробуждение к реальности. Из люка башни показалась голова Риджена. Оруженосец Вэрда не стал подниматься выше.

— Сын Дочери! Стир хочет поговорить с тобой.

— Стир… он…? — Кинкар не договорил; ответ можно было прочитать в глазах Риджена.

Хотя Вэрд слег много дней назад, Кинкар до сих пор не решался поверить, что конец недалек. Старый военачальник бывал нездоров и раньше, он уже настолько приблизился к Великому Лесу, что, казалось, мог слышать шелест ветра в его ветвях. И все-таки каждый раз он возвращался, и снова Стир оказывался крепко зажат в его иссохшем кулаке. Невозможно было представить себе замок без Вэрда.

Кинкар на секунду задержался в зале перед входом в комнату лорда, чтобы стащить шлем и сбросить накидку. Затем он вошел, держа обнаженный меч за лезвие, чтобы подать его рукояткой своему сюзерену.

Несмотря на теплую погоду, в очаге горел огонь, на кровати лежала гора сплетенных из меховых полосок одеял — что-то вроде кокона вокруг сморщенного тела. Вэрд сидел, опершись спиной на подушки. Лицо его казалось бело-синим пятном на фоне темного меха, но взгляд был ясен, и он даже смог в знак приветствия прикоснуться скрюченным пальцем к рукояти меча.

— Сын Дочери, — голос его слабо шелестел, жизни в нем было куда меньше, чем в глазах старика. Затем наступила тишина, будто Вэрд вложил в эти слова все оставшиеся в нем силы. Но он тут же снова поднял палец, знаком приказывая Риджену открыть крышку сундука, придвинутого к кровати.

Под пристальным взглядом Вэрда Риджен извлек из сундука три свертка и развернул их. Кинкар увидел пластинчатые металлические латы, радужно отливавшие змеиной кожей, меч в ножнах и, наконец, узорчатую накидку, на груди которой красовался незнакомый Кинкару герб. Юный воин привык думать, что он знает все боевые доспехи Вэрда, ведь в отрочестве ему частенько приходилось их чистить. Но ничего подобного юноша раньше не видел. Должно быть, эти вещи сделал настоящий художник, и вряд ли где-нибудь можно было увидеть равные им, разве только в оружейных Властителей Неба.

Латы, меч и накидка лежали в ногах кровати, и Вэрд, прищурясь, смотрел на них.

— Сын Дочери, — указующе поднялся дрожащий палец. — Возьми свое наследство…

Кинкар прикоснулся к чудесным латам. Но, как ни взволнован он был подарком, в нем шевельнулось беспокойство. Церемонное обращение Вэрда внушало какую-то смутную тревогу.

— Благодарю тебя, Стир, — начал он несколько неуверенно, но Вэрд нетерпеливым движением руки заставил его замолчать.

— Сын Дочери… возьми… это все твое наследство… — задыхаясь, проговорил он.

Кинкар крепко сжал латы. Наверное, он ослышался. По всем законам Горта, ему, Сыну Дочери Графства, полагалось значительно большее, чем пластинчатые латы, меч и накидка, как бы хороши они ни были!

Риджен, приблизившись, поднял накидку и широко ее развернул, чтобы Кинкар мог хорошенько разглядеть герб. Тот чуть не задохнулся от изумления — настолько странны были эти изломанные линии молний, между которыми поблескивали звезды. Кинкар облизнул пересохшие губы. Ведь это же… это же…

Сморщенный рот Вэрда скривился в подобие усмешки. «Сын дочери, — прошептал он. — Сын Властителя Неба — вот твое наследство».

Пластинчатые латы выскользнули из онемевших рук Кинкара. Потрясенный, он обернулся к Риджену, ища поддержки. Но оруженосец лишь согласно кивал.

— Это правда, Сын Дочери. Частью ты — кровь и плоть Властителей Неба. В тебе течет и наша кровь, но место твое — там, у Властителей. До нас дошли слухи, что мятежники собираются разыскать всех подобных тебе. Они замышляют дурное.

— Изгнание? — Кинкар все еще не мог поверить в то, что слышал.

Риджен покачал головой.

— Нет, не изгнание, Сын Дочери. Но в Стире сейчас находится человек, который неминуемо поднимет мятеж против тебя. Ты должен уйти, пока Стир еще с нами. Уйди от Джорда раньше, чем он станет Стиром…

— Но ведь Сын Дочери — я!

— Все, кто живет в этих стенах, знают о твоем происхождении, — медленно сказал Риджен. — Многие из них обнажат свой меч за тебя, если ты развернешь знамя морода. Но есть и другие, и они не хотят, чтобы графством правил человек чужой крови. Брат пойдет на брата, сын на отца, если ты объявишь себя Стиром.

Кинкар чувствовал себя так, словно с разбегу протаранил лбом стену. Он посмотрел на Вэрда, пытаясь найти сочувствие, но взгляд старою лорда по-прежнему был непреклонен.

— Но куда же я пойду? — спросил Кинкар растерянно. — Ведь Властители Неба покинули нас.

— Нет, — послышался снова шепот Вэрда. — Корабли улетели, но некоторые… остались… Иди к ним… Риджен.

Он сделал знак оруженосцу и закрыл глаза.

Тот был скор в движениях. Прежде чем Кинкар успел сообразить, что происходит, руки Риджена уже снимали с него кольчугу. Затем те же руки надели на юношу пластинчатые латы, а сверху — накидку с выдающей его происхождение эмблемой. После этого Риджен нацепил на Кинкара новый меч.

— Вот твои доспехи, Сын Дочери. А теперь спускайся по внутренней лестнице. Цим ждет тебя во дворе.

Вэрд заговорил в последний раз. Глаза его оставались закрытыми, слова были едва слышны.

— Карта… и Дар Троих с тобой… Сын Дочери! Ты был бы хорошим… правителем Стира. Иди… пока я еще дышу!

И, не дав Кинкару возразить или попрощаться, как того требовал ритуал, Риджен увлек его за собой из комнаты и повел вниз по потайной лестнице во двор. Там стоял любимый скакун юноши, которого он сам объездил два года назад во время осеннего отлова. Цим без отдыха преодолевал большие расстояния, он был достаточно мощным, чтобы хорошо служить своему хозяину в бою, и к тому же во время дальних поездок он мог подолгу обходиться без пищи. Сейчас ларнг стоял оседланный, с притороченными к задним лапам вьюками.

Цим не был похож на нервных лощеных красавцев-ларнгов хорошей породы. Он резко обернулся, и теперь на Кинкара меланхолично смотрели все его четыре глаза, высоко посаженные на узкой голове. С наступлением холодов ларнг оброс кремово-белой шерстью, которая клочьями свисала с его длинной тонкой реи и лопаток. И шерсть, и кожа под ней были покрыты ржаво-рыжими пятнами. Конечно, Цим не был красавцем, да и характер имел нелегкий, но для Кинкара это был лучший ларнг, какого только можно было найти в табунах графства.