Айзек Азимов - СООБЩЕСТВО НА КРАЮ

— Кто разрешил? — спросил Тревиц и сам себе ответил: — Да, знаю, вы все.

Блисс кивнула.

— Когда же мы встретимся с Доммом, Блисс? — спросил Пелорат.

— Прямо сейчас. Если вы пойдете за мной, Пел, я приведу вас к нему. И вас тоже, Трев.

— А вы после этого уйдете? — спросил Пелорат.

— А вы не хотите, чтобы я уходила, Пел?

— Собственно… нет.

— Ну вот, пожалуйста, — говорила Блисс, пока они шли по гладко вымощенной дороге, огибавшей сад, — мужчины очень быстро ко мне привыкают. Оказывается, даже у пожилых, почтенных мужчин обнаруживается мальчишеский пыл.

Пелорат рассмеялся.

— Я не могу похвастаться мальчишеским пылом, но если бы он у меня был, то только для вас, Блисс.

— О, не сбрасывайте со счета свои мальчишеский пыл, — сказала Блисс. — Я творю чудеса.

— Долго ли, — нетерпеливо спросил Тревиц, — мы будем ждать Домма, когда придем?

— Это он будет ждать вас. В конце концов, Домм через Гею не один год работал над тем, чтобы доставить вас сюда.

Тревиц остановился на полушаге и быстро взглянул на Пелората, а тот одними губами проговорил:

— Вы были правы.

Блисс, которая смотрела вперед, сказала:

— Я знаю, Трев, вы подозревали, что я-мы-Гея были заинтересованы в вас.

— Я-мы-Гея? — негромко повторил Пелорат.

Блисс с улыбкой повернулась к нему.

— У нас целый комплекс местоимений, выражающих оттенки индивидуальностей, существующих на Гее. Я могла бы объяснить их вам. Но пока вам придется принять, что "Я-мы-Гея" в данном случае лучше всего выражает то, что я имею в виду… Пожалуйста, идемте дальше, Трев. Домм ждет, и я не хочу заставлять ваши ноги двигаться против воли. Это неприятное ощущение, к которому вы не привыкли.

Бросив на Блисс взгляд, в высшей степени подозрительный, Тревиц пошел дальше.

Домм оказался стариком. Музыкальным потоком интонаций и ударений он продекламировал им все двести пятьдесят три слога своего имени.

— В каком-то смысле, — сказал он, — это моя краткая биография. Она рассказывает слушателю, или читателю, или чувствователю, кто я, какую роль сыграл в общем действии, чего достиг. Однако в последние пятьдесят лет меня удовлетворяет, если меня называют Доммом. Если надо учитывать других Доммов, меня можно называть Доммандио, а в моих разнообразных контактах используются и другие варианты. Раз в году Геи мое полное имя мысленно повторяется в таком виде, как я его вам только что повторил голосом. Очень эффектно, но неудобно.

Он был высоким, худощавым — даже худым. Его глубоко посаженные глаза светились необычно молодо, хотя двигался он очень медленно, его внушительный нос был тонким, длинным и расширялся к ноздрям. Руки были покрыты сетью вен, но сохранили гибкость в суставах. Он был одет в длинный халат такого же серого цвета, как и его волосы. Халат доходил до щиколоток, а сандалии не закрывали больших пальцев.

— Сколько вам лет, сэр? — спросил Тревиц.

— Пожалуйста, зовите меня Доммом, Трев. другие формы обращения создадут формальное отношение и затруднят обмен идеями между вами и мной. В галактических стандартных годах мне недавно исполнилось девяносто три, но настоящий праздник состоится через несколько месяцев, когда я справлю девяностую годовщину своего рождения в годах Геи.

— Я не дал бы вам больше семидесяти пяти, сэр… Домм, — сказал Тревиц.

— По геянским стандартам я не выделяюсь ни годами, ни моложавостью, Трев. Однако вы поели?

Пелорат посмотрел на тарелку с остатками скромной и безыскусной трапезы и неуверенно сказал:

— Домм, можно мне попытаться задать вам неприятный вопрос? Конечно, если он вас оскорбит, вы пожалуйста скажите мне об этом, и я заберу его назад.

— Спрашивайте, — улыбаясь ответил Домм. — Я с удовольствием расскажу о Гee все, что вам интересно.

— Зачем? — сразу спросил Тревиц.

— Вы ведь почетные гости. Задавайте свой вопрос, Пел.

Пелорат сказал:

— Поскольку все на Гее участвуют в групповом сознании, как можете вы — элемент Геи, употреблять в пищу другие элементы?

— Это верно! Но все вовлечено в круговорот. Мы должны есть, и все, что мы едим — растения, животные, минеральные добавки — является частью Геи. Но, с другой стороны, ничто не убивается для развлечения или из спортивного интереса, и ничто не убивается с излишними мучениями. И, к сожалению, мы не делаем попыток украсить наши трапезы, потому что ни один геянин не станет есть без необходимости. Эта еда не доставила вам удовольствия, Пел, Трев? Что ж, еда и не предназначена для удовольствия.

Кроме того, то, что съедено, остается в конечном счете частью планетарного сознания. По мере того, как пища встраивается в мое тело, она принимает участие во всеобщем сознании. Когда я умру, меня тоже съедят — хотя бы гнилостные бактерии — и в дальнейшем я приму участие, хотя и намного меньшее, в общем круговороте. Но когда-то части меня станут частями других людей.

— В своем роде переселение душ, — заметил Пелорат.

— В своем роде что, Пел?

— Я говорю об одном старом мифе, распространенном на некоторых планетах.

— Я ничего о нем не знаю. Вы должны мне как-нибудь рассказать.

— Но ваше индивидуальное сознание, — сказал Тревиц, — то, что является Доммом, никогда не воссоединится?

— Нет, конечно, нет. Но разве это важно? Я останусь частью Геи, а значение имеет только это. У нас есть мистики, которые предлагают создать групповую память о прошлых существованиях, — но, по мнению Геи, это практически неосуществимо и пользы не принесет. Это только затуманит нынешнее сознание… Конечно, условия могут измениться, как и мнение Геи, но в обозримом будущем я такой возможности не вижу.

— Почему вы должны умирать, Домм? Вам за девяносто, а вы еще вполне ничего, разве не могло бы групповое сознание…

В первый раз Домм нахмурился.

— Ни в коем случае, — сказал он. — Мой вклад ограничится тем, что я сделал. Каждый новый индивидуум является новой перестановкой молекул и генов. Новые таланты, новые дарования, новые вклады в Гею. Они нам нужны. И путь для этого только один — освобождать место. Я сделал больше других, но и моя жизнь имеет предел, и он приближается. Жить после своего срока хочется не больше, чем умереть до него.

И затем, как бы осознав, что внес грустную нотку в беседу, Домм встал и протянул руки собеседникам.

— Послушайте, Пел, Трев, идемте в мою студию. Я покажу вам кое-какие собственные предметы искусства. Надеюсь, вы не станете судить старика строго за его причуды.

Он провел их в другую комнату, где на маленьком круглом столе лежали несколько дымчатых линз, соединенных в пары.

— Это, — сказал Домм, — разработанные мной Подключения. Я не принадлежу к числу мастеров, но я специализируюсь на неодушевленном, которому мало кто из мастеров уделяет внимание.